Человек обитал в Средней Азии с глубокой древности. Остатки древнейших культур найдены при раскопках курганов Анау близ Ашхабада, в Ак-Тепе и других местах. Анауская культура, впервые исследованная экспедицией американского ученого Р. Помпелли в 1904 г., имела несколько периодов в своем развитии: наиболее ранняя стадия относится еще к неолиту; в четвертый период существования поселения в Анау его жители уже были знакомы с железом. Время возникновения культуры курганов Анау точно не установлено. Р. Помпелли относит ее начало к IX тысячелетию до н. э., но его помощник д-р Шмидт предполагает, что поселение в Анау появилось только за две тысячи лет до н. э.
Инвентарь раскопок дает довольно полную картину материального и духовного производства этого общества Средней Азии, находившегося на ранних стадиях родового строя. Искусство древнейших обитателей Анау, в соответствии с несовершенством всего общественного производства того времени, очень примитивно. Наибольший интерес представляют глиняные сосуды, поверхность которых украшена орнаментом, процарапанным каким-то острым инструментом или выполненным темной краской по красноватому или сероватому фону. Большинство анауских сосудов сделано без гончарного круга. Украшающий их узор носит чисто геометрический характер. Техникой процарапывания исполнены волнообразные линии, орнамент в виде сетки или пояски из мелких вертикально расположенных насечек. На некоторых фрагментах есть узор в форме спирали.
Узоры, нанесенные на поверхность сосудов краской, более разнообразны по своим формам. Чаще всего орнамент исполнялся краской одного цвета (черной, красно-коричневой или красной), но есть фрагменты и с полихромной росписью. Мотивами узора служат фигурки, составленные из различных комбинаций треугольников и ромбов, ряды параллельных прямых полосок, иногда пересекающихся и образующих сетку, а также пояски волнообразных, зубчатых и зигзагообразных линий. Особенно интересна орнаментация керамики третьего и четвертого периода анауской культуры, когда из отдельных мотивов создаются целые фризы и узор становится довольно сложным.
Расписную посуду, подобную керамике Анау, находят на городище Афрасиаб близ Самарканда, в древнем Мерве и других местах Средней Азии, что свидетельствует о существовании здесь целого ряда очагов древней культуры. Для посуды этого типа, найденной на Афрасиабе, характерно преобладание орнаментов в виде завитков и спиралей. Смысл мотивов керамики анауского типа скорее всего надо связывать с древними магическими представлениями. Росписи сосудов Анау, Афрасиаба и других мест, как неоднократно отмечалось в литературе, имеют аналогии в керамической индустрии родового периода Китая (Яншао), Суз, Триполья (на Днепре) и Балканского полуострова.
Кроме керамики, в курганах Анау обнаружены примитивные и грубые по исполнению терракотовые статуэтки, изображающие женщин и, возможно, имевшие ритуальное значение. По мнению д-ра Шмидта, эти скульптуры, а также найденная в слоях третьего периода каменная печать с изображением человека и крылатого льва с птичьей головой говорят о проникновении в культуру Анау древне-халдских и армянских влияний.
Кто были носители древнейших культур, найденных в Анау, мы пока не знаем. Самые ранние сведения об этническом составе населения Средней Азии относятся лишь к VI в. до н. э. На гробнице царя Дария изображены и в надписях упоминаются подчиненные ему среднеазиатские народы — согдийцы и хорезмийцы. Историки устанавливают, что древние обитатели Средней Азии принадлежали к иранским племенам. Оседлое население состояло из согдийцев, занимавших бассейн р. Зеравшана, хорезмийцев — в низовьях Аму-Дарьи, бактрийцев — к югу от Аму-Дарьи и парфян — на западе. На севере находились племена кочевников.
История этого времени еще очень мало изучена. Несомненно, однако, что уже в этот период, связанный, невидимому, еще с родовой стадией общественного строя, в экономике и культуре среднеазиатского населения большую роль играет соотношение кочевого и оседлого укладов. Основываясь на свидетельстве античных писателей, В. В. Бартольд отмечает, что нравы бактрийцев и согдийцев мало отличались от нравов кочевников, хотя оседлое население Средней Азии в VI в. до н. э. имело уже основанную на искусственном орошении земледельческую культуру и городские поселения.
Завоевательные походы Александра Македонского включили Среднюю Азию в состав греческой империи. Затем она входила в государство селевкидов. В III в. до н. э. на территории Средней Азии, Северного Ирана и Афганистана создаются самостоятельные государственные образования: греко-бактрийское царство (на востоке) и парфянское (на западе).
За последние годы сделаны интересные открытия и исследования, проливающие свет на искусство Средней Азии этого периода. Проф. К. Тревер в докладе, прочитанном осенью 1935 г. на III Международном конгрессе иранского искусства, установила принадлежность к греко-бактрийской культуре ряда памятников, прежде считавшихся иранскими произведениями сасанидского круга. Работы проф. Тревер дают отправные точки для выявления памятников греко-бактрийского искусства и на территории Средней Азии. В области изучения художественной культуры Парфии много ценного дали раскопки, проводившиеся в течение последних лет Туркменским научно-исследовательским институтом на городище Неса близ Ашхабада.
Древняя парфянская столица Неса представляла довольно большое городское поселение, расположенное на холме и обнесенное оборонительной стеной. Раскопками открыт архитектурный комплекс, в котором выделяются руины квадратного здания с массивными стенами и четырьмя колоннами в центре. Каждая из колонн состоит как бы из четырех объединенных вместе круглых стволов, образующих в плане крестообразную форму. Небольшие цилиндрические полуколонны были расположены внутри здания по периметру стен. При раскопках обнаружены обломки статуй, терракотовые архитектурные детали и остатки стенной росписи.
Искусство парфянской эпохи стоит несравненно выше произведений, найденных в Анау. Статуарные изображения людей, сделанные из сырцовой глины и затем окрашенные, имеют довольно реалистическую трактовку. В их исполнении, как и в архитектуре самого здания, есть черты, общие с памятниками искусства античных рабовладельческих государств. Это относится и к мотивам терракотовых украшений, среди которых мы находим капители с волютами ионийского стиля, листья аканфа, плитки с рельефным изображением «палицы Геракла», львиных морд и различных античных пальметок и розеток.
Но при всей своей близости к античной художественной культуре памятники, найденные в Неса, имеют много местных, восточных особенностей, сказавшихся как в трактовке заимствованных мотивов, так и в наличии оригинальных сюжетов и приемов. Среди тех же терракотовых деталей здания в Неса мы встречаем своеобразные прорезные украшения в виде стрелы, изображения, напоминающие фигуру якоря, и зубчатые треугольные плитки, подобные зубцам лестницы, откопанной ирано-американской экспедицией в Персеполе.
Открытую в Неса постройку археологи предположительно считают родовой усыпальницей арсакидов. В центральных и местных музеях имеется довольно много недатированных памятников, главным образом керамических изделий, с мотивами восточно-эллинистического стиля, например, глиняные сосуды с налепами в виде львиной головы с открытой пастью. Возможно, что эти памятники Средней Азии также надо связывать с парфянским периодом.
Во II в. до н. э. в Среднюю Азию проникают с севера кочевые народы: усуни, юечжийцы (юе-ши, или кушаны), кангюйцы и др. Под их натиском пало греко-бактрийское царство. Есть сведения, что юечжийцы продвинулись далеко на юг, уничтожив последние греческие государства в Афганистане и Индии. В. В. Бартольд отмечает, что в эту эпоху появилась более тесная связь Средней Азии с Индией и установилась караванная торговля между Китаем, с одной стороны, Передней Азией и Европой — с другой, что не могло не иметь влияния на развитие промышленности и торговли в самой Средней Азии. Движение кочевников не прекращалось и в последующие века. В V в. н. э. Согдиану и местность к югу от нее завоевывают эфталиты (по-арабски хайталы), а в VI в. появляются новые завоеватели в лице турок, образовавших могущественную кочевую империю.
О культуре этих кочевых народов мы пока знаем очень немногое. Среди отдельных памятников этого времени известны два бронзовых алтаря, найденных в Казахстане близ г. Алма-Ата. Их назначение связывают с культом маздеизма и относят их к полукочевой культуре усуней, занимавших долины Семиречья. Оба алтаря украшены скульптурными фигурками зверей. На «большом семиреченском алтаре» тридцать одинаковых фигур, изображающих фантастических крылатых львов или собак, расположены одна за другой по краю прямоугольной поверхности алтаря. Сюжет «шествия зверей» и грубовато обобщенная, но очень монументальная трактовка фигурок сближают это произведение с известными памятниками скифо-сибирского круга. Для формы подставки малого из алма-атинских алтарей указывают аналогии в древней китайской бронзе. «Большой семиреченский алтарь» датируется первыми веками нашей эры. Исторические примеры более позднего времени позволяют предполагать, что завоеватели-кочевники при переходе к оседлости воспринимали строй жизни стоявшего на более высокой ступени общественного развитая оседлого населения. Но, несомненно, некоторые кочевые традиции сохранялись и ассимилировались в культуре и искусстве Средней Азии этого периода.
Продвижение юечжийцев и других народов на юг вплоть до Индии способствовало расширению культурных связей Согдианы и прилегающих областей с южными странами. Весьма вероятно, что одним из результатов этого было проникновение в Афганистан и Среднюю Азию буддизма. В V-VII вв. известно существование в юго-восточной части Средней Азии довольно большого числа буддийских религиозных сооружений. Судя по письменным источникам, в Бадахшане, бывшем в это время столицей эфталитов, находились украшенные золотом буддийские обелиски и храмы. Китайский путешественник Сюань-Цзан в VII в. видел в Термезе более десяти буддийских монастырей, много ступа и изображений Будды. Буддийские монастыри были в Самарканде и других местах, но уже в VII в. источники отмечают их упадок и даже сообщают, что некоторые здания были заброшены.
Памятники искусства, связанного с буддизмом, найдены на территории советских республик Средней Азии в довольно большом количестве.
Предположительно считают буддийской ступа круглую монолитную башню «Зур-Мала» в древнем Термезе. Там же найдены фрагменты каменных архитектурных деталей, возможно, являющиеся остатками зданий буддийских монастырей. Развалины культовой буддийской постройки раскопаны в Айртаме близ Термеза. На городище Афрасиаб еще в 1913 г. была открыта фреска, возможно, находившаяся в буддийском монастыре, что, однако, окончательно не было установлено. Более определенно можно говорить о скульптурных памятниках.
Буддийские скульптурные изображения, находимые в Средней Азии, имеют черты греко-буддийского стиля искусства Гандхары. Одной из проблем дальнейшего изучения буддийских памятников Средней Азии явится выяснение их соотношения с подобными памятниками Ирана, Афганистана и Восточного Туркестана. Отмечая различие материала буддийских, скульптур Восточного Туркестана (глина) и найденных в Термезе (камень), исследователи склоняются к мысли о непосредственной связи термезских изображений с Гандхарой через Афганистан.
Наибольший художественный интерес представляет каменный рельефный карниз с человеческими фигурами, раскопанный в Айртаме в 1933 г. экспедицией СНК УзССР и представлявший украшение вышеотмеченной культовой постройки. На карнизе, имевшем около полуметра ширины, высоким рельефом, почти переходящим в круглую скульптуру, выполнены поясные изображения людей, ритмично размещенные среди листьев аканфа (илл. 1).
илл. 1. Деталь скульптурного карниза, найденного в Айраме. Первые века н.э.
Особенно хорошо исполнены на одной из плит три фигуры, держащие в руках музыкальные инструменты. В передаче форм человеческого тела и одежды можно усмотреть черты реализма в духе античной пластики, но в то же время фигуры людей имеют строго фронтальное положение и условно застывшее выражение лиц. Айртамский фриз M. Е. Массон относит к первым векам н.э.
Интересны также фрагменты каменных статуй Будды и Бодхисатвы, найденные в древнем Термезе и хранящиеся в Государственном Музее восточных культур в Москве. В этих произведениях тоже проявились традиции греко-буддийского стиля, но исполнение статуй говорит о некотором его огрубении: заметно, что мастер недостаточно хорошо знает анатомию человеческого тела и допускает грубость в моделировке.
Отметим еще голову от каменной статуи Будды в Самаркандском музее и довольно многочисленные терракотовые плитки с рельефными изображениями различных сюжетов буддийской мифологии. Медный буддийский идол был обнаружен Н. И. Веселовским на Афрасиабе еще в 1885 г.
В литературе есть упоминание о каменной статуэтке Бодхисатвы, найденной у г. Байсун, о торсе каменной статуэтки Devata из района Айваджа и др.
В произведениях искусства, связанных с буддизмом, в Средней Азии продолжали жить своеобразно переработанные традиции эллинистического искусства, что делает интересным дальнейшее изыскание этих памятников и исследование их значения в искусстве доисламской Согдианы.
О Средней Азии последних трех-четырех веков перед арабским завоеванием, как отмечают историки-востоковеды, сохранилось сравнительно много исторических сведений, сосредоточенных главным образом в китайских источниках. Большое значение в этот период получает Согдиана, к этому времени территориально занимавшая бассейн р. Зеравшана и отчасти Ферганскую долину. В древнем Согде преобладало земледельческое население, но уже играли известную роль поселения городского типа. Характер этих поселений еще недостаточно ясен. Древние доисламские среднеазиатские шахристаны (города) были сравнительно малы и, конечно, не походили на торгово-ремесленные центры последующих эпох. Тем не менее торговля в Согде VI-VIII вв. получила значительное развитие. В этот период возникают согдийские города-колонии на территории Восточного Туркестана.
Историкам предстоит еще выяснить вопрос о социальной структуре согдийского общества. Есть основания предполагать, что в Согдиане применялся рабский труд, но в общественном строе страны в этот период были также элементы зарождавшихся феодальных отношений и несомненно существовали еще пережитки родового строя. В момент завоевания арабами Средней Азии в среде господствовавших классов крупную и, может быть, основную роль играли землевладельцы, эксплуатировавшие земледельцев-производителей. Землевладельцы жили в укрепленных замках и представляли своего рода аристократию, из среды которой, по-видимому, выделялись и владетели отдельных княжеств.
В. В. Бартольд следующими словами характеризует согдийские княжества: «Рустаки», т.е. волости мусульманского периода, были в то время отдельными княжествами. Несмотря на малый размер таких княжеств, китайские известия VII в. о дворе и столицах их владельцев показывают, что они располагали значительными средствами; говорится о золотых престолах, золотых изваяниях богов и т.п.».
Политической централизации в домусульманской Согдиане не было, хотя отдельные княжества выделялись по своему значению и существовал «согдийский ихшид», т.е. верховный правитель, а вся Согдиана номинально в VI в. вошла в состав турецкой кочевой империи.
Об искусстве согдийцев, так же как и хорезмийцев домусульманского периода, наше представление пока еще очень ограничено. Причиной этого является не только древность культур, но и то, что в дореволюционные годы археологические работы в Средней Азии велись мало и неудовлетворительно. Только после революции и особенно за последнее время, благодаря интенсивной деятельности союзных и республиканских научных организаций, обнаружены памятники, все более выясняющие темные страницы истории культуры доисламской Средней Азии и свидетельствующие о том, что недра земли хранят еще достаточно материала для изучения глубокого исторического прошлого наших восточных республик. Памятники материальной культуры, принадлежность которых согдийцам совершенно бесспорно определяется найденными документами, были впервые открыты в 1933 г. раскопками экспедиции Института востоковедения и таджикской базы Академии наук СССР на горе Муг, расположенной в пределах Таджикской республики на левом берегу Зеравшана. При раскопках обнаруженного экспедицией здания были найдены ценнейшие письменные документы, в частности устанавливающие принадлежность этой постройки согдийскому феодалу Дивастичу, называвшему себя «согдийский царь, самаркандский господин». Интересно отметить, что эти же документы еще раз подтвердили связь древнего Согда с Китаем.
Время гибели «замка» на горе Муг определяется VIII в., и мы вправе его рассматривать как подлинный согдийский памятник, не подвергавшийся позднейшим перестройкам. «Замок» имел форму прямоугольной постройки сравнительно небольших размеров (не более 20 метров по стороне). Руины здания лишены южной стены, почему реконструировать внешний вид даже открытого раскопками этажа трудно, но ясно выявляется его специфический план. Здание имело внутри пять длинных и узких, расположенных рядом помещений, соединенных узким коридором, помещения были перекрыты коробовыми сводами. Среди исследователей существует предположение, что постройка имела второй этаж. С коридорообразной системой планировки «замка» на горе Муг имеет общие черты план здания, открытого на городище Неса в верхнесасанидском слое. Здесь тоже применена система узких комнат, но помещения расположены по обе стороны от соединяющего их коридора.
Уяснению особенностей домусульманской архитектуры Средней Азии помогают также мотивы, встречающиеся на так называемых оссуариях и очажках, большинство которых бесспорно принадлежит культуре согдийцев. Оссуарии, о которых мы будем говорить еще дальше, представляли изготовленные из глины костехранилища для погребения останков покойников. Есть все основания предполагать, что по своей форме многие оссуарии подражали архитектурным постройкам. Оссуарии встречаются четырехугольные и круглые. В. Л. Вяткин в своем очерке Афрасиаба указывает, что ему приходилось находить крышки для четырехугольных оссуариев, напоминающие двускатную кровлю. На круглых оссуариях встречаются крышки слегка конической формы. Если четырехугольные оссуарии подражали типу построек оседлого населения, то круглые, возможно, воспроизводили юрты кочевников.
В отношении архитектурных форм особенно показателен оссуарий Государственного Исторического музея (Москва) (илл. 2).
илл. 2. Глиняный оссуарий IV-VI вв. н.э.
Он имеет несколько наклонные внутрь стенки с колоннообразными утолщениями на углах, что очень напоминает внешний облик глинобитных построек Средней Азии, сохранивших такой тип (особенно в Хорезмийском оазисе) вплоть до последнего времени. Верх оссуария увенчан карнизом, посредине главного фасада — прямоугольная дверь. Подобные отверстия, имитирующие дверь, мы находим и на других оссуариях, например, на найденном в Самарканде в 1885 г. На плоскости наружной стенки оссуария Исторического музея помещены в один ряд полукруглые арки, украшенные пояском кружков и опирающиеся на колонки. Подобную, но гораздо лучше исполненную аркатуру имеют знаменитые оссуарии, найденные инженером Б. Н. Кастальским близ кишлака Бия-Найман. Аркатура на фасаде здания вполне могла служить выражением коридорообразной системы планировки внутренних помещений. При явно местном характере архитектуры, которую передают нам оссуарные изображения, видны черты ее сходства с зодчеством сасанидского Ирана (вспомним богато разработанную аркатуру на фасаде дворца в Ктезифоне, пояски кружков, часто применяющиеся в сасанидской орнаментике, и т.д.).
Оригинальный характер имеют изображенные на оссуариях колонны. Представление о доисламском типе среднеазиатских колонн очень пополняют также их изображения на так называемых «очажках» (имевших, вероятно, ритуальное назначение). В большинстве случаев колонна состоит из небольшой базы, переход от которой к стволу колонны совершается через шарообразную форму, круглого, сужающегося кверху ствола и капители в виде перевернутого срезанного конуса. Такой тип колонны в очень разработанном виде, с усложненными деталями изображен на бия-найманских оссуариях. Обращает на себя внимание верхняя часть колонны, в которой усматривают близость с трапециевидными сасанидскими капителями.
Разнообразный инвентарь, найденный в «замке» на горе Муг, говорит о довольно развитом ремесленном производстве в доисламской Согдиане. Нам известны ткани, изделия из кожи и дерева и глиняная посуда. Среди этих вещей выделяется, до сих пор, к сожалению, не опубликованный, деревянный щит, обтянутый кожей, на желтом фоне которой изображен вооруженный всадник. Исторические источники сохранили сведения о стенной росписи в городе Кушания, где в одном из зданий на стенах были «написаны красками» китайские императоры, владетели турецкие и индийские, персидские и римские. В Эрмитаже находится образец доисламской среднеазиатской глиптики — резной камень с изображением военачальника Согда — Рувакана. Но больше всего произведений согдийского художественного творчества можно встретить среди доисламских изделий из глины.
Здесь в первую очередь надо назвать уже упомянутые нами оссуарии. Кроме воспроизведения архитектурных элементов, часто на оссуариях изображены рельефом человеческие фигуры и орнаментальные мотивы. Рельеф обычно исполнен штампом. На бия-найманских оссуариях под каждой из арок помещена мужская или женская фигура. Можно предполагать, что это — персонажи зороастрийской мифологии. Бия-найманские изображения отличаются большой тщательностью исполнения. Фигуры трактованы условно и обобщенно, en face к зрителю, но не лишены некоторой экспрессивности в духе сасанидского искусства. В том же характере изображены человеческие фигуры и два льва на оссуарии, найденном в Самарканде в 1885 г. Оссуарий Исторического музея, который следует датировать IV-VI вв. н.э., имеет помещенные в арках, сделанные по одной матрице, налепы в виде женской головы, трактованной в духе традиций восточно-эллинистического искусства. Черты, общие с восточно-эллинистическими и иранскими (сасанидскими) памятниками, есть также в орнаментике (розетки, пояски кружков и т.п.), исполнявшейся на оссуариях при помощи штампов или каким-то острым инструментом от руки.
На глиняных очажках и плитах, часть которых нужно относить к доисламскому времени, имеется довольно разнообразный репертуар орнаментов, преимущественно стилизованного растительного характера.
Многочисленные терракотовые статуэтки и головки, находимые в различных частях Средней Азии (илл. 3), несомненно, относятся к разным хронологическим периодам и, возможно, продолжали изготовляться еще в раннеисламское время.
илл. 3. Терракотовые скульптуры, найденные на Афрасиабе
Среди находок, сделанных в древнем Термезе, есть фрагмент торса нагой фигуры, прекрасно исполненный в духе эллинистической скульптуры. Это произведение, возможно, относится к довольно раннему периоду. Большинство терракот, найденных на Афрасиабе и в других местах, представляет изделия, штампованные при помощи матриц, причем часто более или менее тщательно исполнена только голова, а торс сделан грубо, от руки. Сюжеты этих скульптур разнообразны. Часть головок, вероятно, служила налепами на оссуариях и других предметах. Есть фигурки, сидящие на конях; некоторые имеют в руках различные атрибуты (например, музыкальные инструменты и др.). Исследователи мелкой пластики доисламского периода, в силу недостаточности датированного материала, обычно ограничиваются только установлением изображенных этнических типов. Так сделал, например, В.Л. Вяткин в своем очерке Афрасиаба. Он выделил: 1) греческий или близкий греческому тип, 2) сасанидский, 3) тюркский, а также предположительно скифский и согдийский.
Произведения согдийских художников-ремесленников несомненно встречаются среди древней глиняной посуды. Наличие глазурованных сосудов, относящихся к парфянскому периоду, дает основание предполагать, что полива была уже знакома согдийским мастерам в домусульманскую эпоху. Однако малая изученность древней керамики Средней Азии позволяет пока только предположительно намечать группу согдийской посуды. К таковой, например, надо отнести, по-видимому, два блюда в коллекции Государственного Музея восточных культур; на одном изображен на красно-коричневом фоне конь в броне (илл. 4), на другом — птицы (одна в центре, в круге, другие вдоль борта).
илл. 4. Согдийское глиняное расписное блюдо с изображением коня в броне
Экспрессивная трактовка коня имеет общие черты с сасанидскими изображениями. Блюдо с птицами по сюжету и композиции тоже находит близкие аналогии в сасанидской торевтике. С сасанидским искусством перекликаются некоторые рельефные изображения на неглазурованной посуде. Сейчас трудно говорить о датировке этих вещей. Может быть, они доисламского происхождения, а быть может, сделаны в первые века после арабского завоевания, когда еще могли сохраняться в неизменной форме художественные традиции предшествующей эпохи. К этим памятникам примыкает целая группа сосудов с изображениями животных и птиц, которые часто трактованы довольно правдоподобно.
Краткий обзор художественных памятников Средней Азии доисламского периода, несмотря на малую изученность этого материала, достаточно красноречиво говорит о разнообразии и сложности художественной культуры древнего населения, законными наследниками которого являются современные народы Средней Азии. В доисламский период искусство Средней Азии развивалось в тесном общении с крупнейшими культурами древнего мира: античной, иранской, индийской, китайской. Воспринимая отдельные приемы художественного мастерства от своих соседей, древние обитатели Средней Азии перерабатывали их по-своему, в духе своих народных художественных традиций.
Искусство домусульманского периода имело большое значение для последующего развития художественной культуры в Средней Азии и представляет интересную и ценную часть художественного наследия среднеазиатских народов.