Философ по-гречески означает, собственно говоря, друга или любителя знания, мудрости. Философия есть стремление к знанию. Эти довольно скромные выражения хорошо обозначают, в чем дело. Речь шла именно о вещах, о которых ничего в сущности нельзя знать с уверенностью, каково, например, происхождение бытия, позволяющее лишь предположения. Так как бытие или сущность является прежде всего телесною, вещественною, то первые исследования о происхождении относятся к вещественным источникам. Первыми философами были азиатские, ионийские; Фалес положил начало философии природы. По его мнению, все произошло из воды. За ним последовали, с подобными же попытками, Анаксимандр и Анаксимен, причем последний заменил воду воздухом. Но те же люди изучали также положительные науки — геометрию, географию, астрономию — и достигли здесь многого; начали даже набрасывать географические карты. Что Фалес занимался также вопросами практической жизни, это мы знаем по тому, что он попал в число 7 мудрецов. Таким образом, он был мудрец, софос и стремящийся к мудрости, философос; практически он был уже мудрым, теоретически стремился к мудрости. То и другое с тех пор совпало и двойное название стало излишним; одно из двух можно было отбросить. Одним из первых, кто дал себе скромное название, не мудреца, а только друга мудрости, был Пифагор, иониец из Самоса, который, после далеких путешествий, поселился в Кротоне, где надеялся найти и действительно нашел благодарную почву для своих практических стремлений. Он пытался сочетать оба стремления, не находившиеся у Фалеса и его последователей ни в каком внутреннем соотношении; он не хотел поучать теоретической мудрости, но вздумал применить ее к практической жизни; поэтому он обучал всех, кто только хотел его слушать, и основал сверх того прочное общество или товарищество из людей, объединившихся и ведших одинаковый образ жизни.
Пифагор. Гравюра. Франция, XVI в.
Как философ, Пифагор исходил из материальных начал, выставленных вышеназванными ионийскими философами. Но нормой творения он поставил число, т.е. порядок, гармонию. Чего он достиг, как математик, исходя из этого принципа — это общеизвестно. В своем влиянии на народ, он пытался также урегулировать человеческую жизнь по принципу гармонии. Он предписывал разумно упорядоченную жизнь первоначально кругу посвященных, живших в полном единодушии между собою, и полагал, что отсюда произойдет постепенное оздоровление народной нравственности. Но это, разумеется, не было достигнуто. Его союз естественно приобрел аристократический характер. Но такому настроению препятствовала демократическая струя, более могущественная, чем философ, преследовавшая его, а после смерти — и его учеников. Союз был разрушен, но его учение распространялось отдельными лицами дальше. Таинственная сторона устройства пифагорейского союза, впрочем, соответствовала потребности, которую испытывали греки, а именно дополнить свою чересчур ударившуюся во внешность религию добровольными союзами. Мы уже заметили, что тайное богослужение в некоторых случаях служило даже государственным целям. Чисто частными тайными учениями были так называемые орфические мистерии. Тесное соотношение с государством, особенно в Аттике, имели элевсинские таинства. Относительно их содержания нет достаточно полных сведений; одно, однако, известно, а именно, что они содержали, собственно говоря, не учение, не догматы, но лишь театральные представления, из которых, разумеется, можно было извлечь известные мысли. Связывались они с мифом о похищении Персефоны или Коры богом преисподней, Плутоном или Гадесом. Речь шла также о блужданиях Деметры, искавшей своей дочери. Наконец была найдена аналогия между сошествием Коры в ад (Гадес) и возвращением ее, а также между зарытием зерна в землю и вырастанием злака и опусканием человека в землю и дальнейшими судьбами его души. Явилась, таким образом, мысль, что душа существует после смерти тела, но мысль эта нигде не была ясно формулирована и мы не в состоянии даже сказать, чтобы элевсинские мистерии ясно учили о бессмертии души. Допускались к этим мистериям все праведные афинские граждане и выдающиеся чужеземцы. Быть допущенным считалось почетом и известной гарантией блаженной жизни в будущем. Но все это было покрыто мраком и никто не имел права рассеять его. Не существовало никаких привилегированных среди посвященных, не было никаких степеней посвящения; всем приходилось довольствоваться одинаковыми неопределенными воззрениями. Задача развития философии в Нижней Италии в следующую эпоху в особенности была решена философами из Элеи, фокейской колонии, находившейся к югу от Пестума у Тирренского моря, — но несколько иным образом, чем это пытался сделать Пифагор. Элеаты или элейцы прибегали не к полувосточному энтузиазму и не к совершенному воспитанию членов общины, но скорее к чисто греческому остроумию, которое должно было убедить каждого. Пифагор обладает некоторыми чертами основателя религии; Зенон элейский это, наоборот, человек, старающийся привлечь строгостью своих логических выводов. За Пифагором могли последовать многие; Зенон, — доказывавший, что не существует никакого движения, тогда как каждый знает, что оно существует, и что, стало быть, доказательство Зенона основано на какой-либо подтасовке, — такой философ мог возбудить только противоречие, а в лучшем случае внушить восхищение перед своим непрактическим остроумием.