Политика в Германии
Совершенно иного направления держалась деятельность Фридриха в Германии. Центр тяжести своего политического положения Фридрих перенес в Сицилию, и рядом с ней германская корона имела для него второстепенное значение. Родившись и воспитавшись в Италии, Фридрих был гораздо менее немцем, нежели норманном, и его политика в Германии носила династический и личный, но никак не национальный характер. Преследуя свою цель — соединить в руках Гогенштауфенов короны Германии и Сицилии и утвердить свое положение в Италии в ущерб притязаниям папы, — Фридрих хотел создать в Германии такой порядок, который по возможности развязал бы ему руки в Италии. Для этого он решил привязать к своему дому и своей политике германских князей, поступившись в их пользу правами своей королевской власти и свободой германских городов. Достигая отчасти желанной цели, Фридрих нанес этим много вреда самой стране: феодальная разрозненность, уступавшая уже место централизации власти в других государствах, окрепла еще более на почве Германии и подготовила печальную эпоху междуцарствия.
Уже на Франкфуртском сейме 1220 г. Фридрих дал значительные привилегии духовным князьям, предоставивши им между прочим право располагать своим достоянием по духовному завещанию; но особенно важны для последующей истории Германии постановления сеймов Вормсского 1231 и Равеннского 1232 г. На первом Фридрих обнародовал акт первостепенной важности — Statutum in favorem principum ecclesiasticorum et mundanorum. Этим статутом князьям обеспечивались почти полные права верховной власти в пределах их владений (так наз. Landeshoheit), и города приносились им в жертву. «Всякий князь» — читаем мы в этом акте — «должен свободно пользоваться, согласно обычаям страны, всеми правами, судом, графствами и сотнями, которые ему принадлежат, как собственность или как лен. Графы этих сотен будут владеть ими от имени местного государя». Владения крупных феодальных владельцев начинают таким образом принимать характер маленьких государств, «Горожане, именуемые Phalburgeri» (лица, не жившие в городе, но пользовавшиеся правами горожан) — читаем мы дальше — «теряют свои права… Люди, зависящие от князей, дворян и церквей, не будут более допускаться в королевские города. Домены и лены, занятые городами, будут возвращены князьям, дворянам, их людям и церквам. Города не будут иметь права суда вне городских стен. Король но будет строить новых замков и городов в ущерб князьям. Он не будет чеканить во владениях князя новой монеты, которая могла бы вредить монете последнего. Всякий епископ и князь империи должен и может, в интересах империи и своих собственных, укреплять свой город рвом, стеной и всяким другим способом «. Для этой почти неограниченной княжеской власти делается только одна оговорка: князья но могут делать новых постановлений и устанавливать новых прав без согласия представителей страны.
В решениях Равеннского сейма мы читаем еще более жестокие строки относительно муниципальной свободы, которую император называл «ядовитым растением» и которую он хотел «вырвать с корнем» и в Германии и в Италии. «В Германии укоренились отвратительные обычаи, которые под личиной общего блага скрывают в себе ложные и несправедливые начала. Права имперских князей страдают от этого, и поэтому ослабляется и императорская власть. Мы желаем, чтобы права и милости, предоставленные князьям императором, были истолковываемы в самом широком смысле и чтобы они пользовались ими беспрепятственно. Поэтому этим эдиктом мы отменяем и кассируем во всех городах и местностях Германии общины, советы, магистратов или ректоров граждан и всех остальных сановников, поставленных общиной без согласия архиепископов и епископов. Мы отменяем также все товарищества и союзы ремесленников… В былое время управление городами и всеми землями, данными императорами, принадлежало архиепископам и епископам. Мы желаем, чтобы оно было возвращено им лично или тем лицам, которых они назначат. Мы берем обратно все привилегии, все жалованные грамоты, которые великодушие наше, наших предшественников и даже самих архиепископов и епископов дало в ущерб интересам князей и империи как отдельным лицам, так и городам относительно общин и союзов». Такими эдиктами Фридрих хотел вернуть на два века назад общественное развитие Германии. К счастью, это было невозможно; решения, принятые на этих сеймах, никогда не были осуществлены вполне на деле, и городская свобода не была подавлена настолько, как этого желали император и князья. Если иногда император и делает слабые попытки поднять значение императорской власти, то это сопровождается всегда такими оговорками в пользу княжеских интересов, которые лишают эти меры серьезного значения. Таковы были решения Майнцского сейма 1235 года, уничтожившие право частной войны, давшие императорским приговорам законодательное значение и создавшие в Германии верховный королевский суд по образцу сицилийского: Учреждение это сопровождалось однако оговоркой, что суд этот некомпетентен в делах, касавшихся личности и интересов князей.
Цель, поставленная Фридрихом при такой политике в Германии, была до известной степени достигнута. До половины 40-х годов, когда крайнее напряжение римской вражды создало противо-королей в Германии, император не встречал серьезной оппозиции с этой стороны. Мало того, в трудное время, когда молодой Генрих задумал создать себе независимое положение в стране против отца, лояльное поведение большинства князей расстроило его планы. Принужденный искать примирения с Фридрихом, Генрих на свидании в Аквилее дал клятву не выходить из отцовского повиновения, и князья поручились за него императору. Когда же он возмутился вновь и в 1234 году вступил в сношения с ломбардскими городами, князья снова остались верны Фридриху. Тогда-то в 1235 г. Генрих был лишен своего королевского сана и отправлен в Апулию, а во главе германского правительства был поставлен сын Фридриха от второго брака, Конрад. Замечателен тот факт, что из оппозиции отцу Генрих принял под свое покровительство гонимые императором города.
Но для самой Германии отсутствие сильной правительственной власти было только печально, так как оно создавало анархию и произвол сильных. Такие примеры, как кровавая вражда между архиепископом майнцским и ландграфом Тюрингенским, не были единичными. Один современный писатель справедливо замечает, что страна гибла, «как некогда Израиль, когда в нем не было царя; всякий делал то, что он хотел». Понятно, что при таком отношении к Германии император мало интересовался распространением и утверждением немецкого элемента за Эльбой и на берегах Балтийского моря. Если здесь были достигнуты за это время важные результаты, то это зависело от общих условий, толкавших немцев в славянские пределы, и энергии пограничных князей, сломивших могущество Вальдемара II Датского.
Ломбардия
В 1235 г. Фридрих мог с известным чувством удовлетворения взглянуть на то, что было им достигнуто в Сицилии и Германии. Оставался еще один существенный для него вопрос — его отношения к Ломбардии. Не утвердивши прочно своей власти в этой стране, Фридрих не мог считать своей цели вполне достигнутой. Но как раз тут императора ждали наибольшие затруднения. Ломбардские города никогда добровольно не согласились бы пожертвовать своей свободой, а за ними стоял Григорий IX, ждавший только удобного случая, чтобы возобновить борьбу с императором. Еще в 1232 г. ректоры лиги возобновили свой союз в Болонье «против всякого, кто нарушит их права или насильственно проникнет на их территорию». Они просят в то же время вмешательства папы, чтобы «император не вступил в Ломбардию с армией, так как видят в этом нарушение Констанцского мира. Союзы городов, с целью противодействовать Фридриху, образуются и в средней Италии: так, в 1237 году соединяются для этой цели Сполето, Перуджия, Фолиньо и другие. Против городских союзов император поддерживает некоторых тиранов, и его главным сподвижником в северной Италии был жестокий Эццелин III из фамилии Романо, подчинивший себе Падую, Тревизо и Феррару (чтобы лучше привязать к себе этого важного союзника, император выдал потом за него свою побочную дочь Сельваджию). Фридрих сам вызвал разрыв, потребовавши от ломбардцев роспуска союза и безусловного признания его прав над страной. Так как эти требования не были приняты, то в 1236 г. он вступает со значительными силами в Ломбардию. Немногие города, как-то: Кремона, Бергамо, Парма, Реджио, Модена и Верона принимают его сторону. Между тем лига постепенно расширяется и принимает название Societas Lombardiae, Marchiae et Romagnae. Успех сначала принадлежит Фридриху: он занимает крепкую Мантую и в ноябре 1237 г. наносит лиге решительное поражение при Кортенуове. Захваченную в этом сражении каррочио миланцев он посылает в дар сенату и народу римскому, конечно, не без умысла задеть этим папу, покровителя лиги. В письме сопровождавшем этот дар, мы читаем то обращение к прошлым традициям Рима, которого тщетно ждали столетие тому назад от Фридриха Барбароссы Арнольд Брешианский и его сторонники и которое не могло не подействовать на легко увлекающихся римлян «Вам, Квириты, приписываем мы честь наших подвигов и всех побед, нами одержанных, до того момента, когда мы возвратимся, окруженные великолепным успехом, в тот город, откуда мы вышли с боязнью и беспокойством. И вот, опережая и воодушевляя примером нашим желание вашего патриотизма, мы возвращаем к жизни античных цезарей, которым сенат и народ римский присуждал лавры триумфа. Мы посылаем вам колесницу побежденного Милана и доспехи разбитых врагов. Мы даем вам теперь залог нашего величия и нашей славы; мы сочтемся окончательно, когда мы увидим умиротворенной Италию, столицу нашей римской империи. Примите, Квириты, с благодарностью доказательства победы вашего императора. Пусть они возбудят в вашей душе наилучшие надежды; вам ручается за это то старание, с которым мы хотим возобновить античные традиции; мы постараемся восстановить древнее величие вашего города». Император затронул вскоре интересы Рима и другим способом. Он женил своего побочного сына Энцио на Аделазии, вдове Убальдо Висконти, имевшей права на часть о. Сардинии, и Энцио принял титул короля Сардинского. Но Рим сам заявлял притязания на этот остров и видел в этом шаге императора вызов себе. Воспользовавшись неудачей Фридриха под Брешией, которая поколебала несколько его положение, Григорий IX в вербное воскресенье, 20 марта 1239 г., отлучил его от церкви. И это второе отлучение, подобно первому, было вызвано чисто политическими расчетами папы. Еще до разрыва Григорий IX в одном письме к Фридриху напоминал ему о даре Константина, который, будто бы, вместе со знаками императорского достоинства, передал римскому первосвященнику не только город Рим, но и все западные провинции империи. Если папы и передали светской власти «могущество меча», то они нисколько не имели в виду «уменьшить по существу юрисдикцию Рима». — «Ты подчинен контролю папы», — заканчивает письмо Григорий. Осуществить этот контроль значит сломить совсем империю, и это попытался теперь сделать папа. В предстоящей борьбе папа имел значительные преимущества перед Фридрихом. Как и в прошлом столетии, Рим мог прикрываться национальными интересами Италии, и его союзники ради собственных выгод были теснее привязаны к нему, чем союзники Фридриха, готовые изменить при первой неудаче. Против своекорыстной политики Рима император попробовал апеллировать к общественному мнению Европы, и 20 апреля он обнародовал послание, в котором, оправдывая свое отношение к Риму, он взывает к посредничеству современных государей. Он умоляет кардиналов собрать вселенский собор и берется доказать на нем свои обвинения против папства. Он указывает затем государям на грозящую и им опасность. «Папе будет легко» — пишет он — «унизить других королей и князей, если будет сломлено могущество римского императора против которого он направил свои первые удары. Мы взываем к вашей помощи, чтобы мир знал, что наша общая честь затронута каждый раз, как светский князь подвергается нападению».
Участие папы в борьбе
В Риме делали все возможное, чтобы повредить императору. Францисканские монахи проповедовали войну против нечестивого Гогенштауфена, и папа обещал участникам ее те преимущества, которыми пользовались только крестоносцы. (В энцикликах папы к личности отлученного императора применялись самые яркие краски апокалипсиса: «Страшный зверь выплыл из моря. У него ноги медведи, зубы льва, члены леопарда, он открывает пасть только для того, чтобы поносить ими Господа» и т. д.). Легат папы в Германии, Альберт Бегамский, архидиакон Пассауский, пытался создать там другого короля в лице Абеля Датского. Он привлек на свою сторону короля Богемского и герцогов Австрийского и Баварского, но его замыслы были расстроены архиепископом Зигфридом Майнцским, правившим от имени малолетнего Конрада. Вообще германские епископы оставались пока верны императору, который так много для них сделал. Но папа готовил императору новый удар: он созвал на Пасху 1241 г. собор в Риме, чтобы придать более торжественный характер осуждению императора. На такой собор, созванный в Риме и бывший под давлением папы, Фридрих не мог согласится. Нужно было во что бы то ни стало его расстроить.
Императорский флот, предводимый королем Энцио, напал близ Мелории на генуэзскую флотилию, которая везла епископов, ехавших на собор и севших на суда в Генуе. Из 27 королей 22 попали в руки Энцио, и целая толпа архиепископов французских, английских, итальянских и испанских оказалась в плену и была отвезена в Неаполь. Собор не состоялся к великому неудовольствию Григория IX. Военные действия в Италии не прекратились даже тогда, когда пришла страшная весть о монгольском нашествии на Германию. Правда, татары повернули скоро обратно, но то, что обе главы западного христианства, занятые своими распрями, ничего не сделали для отражения этих варваров, еще раз доказало европейским народам, что отныне они должны рассчитывать только на свои собственные силы. В это время, 21 августа 1241 года, скончался почти в столетнем возрасте Григорий IX. Он пал как бы на поле битвы, не уступивши ничего из своих высоких притязаний.
Иннокентий IV
Узнав о смерти своего противника, Фридрих поспешил доказать свои миролюбивые намерения: он очистил римские владения и освободил большинство захваченных в плен прелатов. Но кардиналы но могут никак придти к соглашению среди смут, господствующих в Риме. Выбранный в ноябре 1241 г., Целестин IV умирает до своего посвящения, и почти два года римский престол остается вакантным. Это не могло не нанести ущерба римскому авторитету, и среди наиболее самостоятельно поставленной галликанской церкви возникала было мысль обойтись помимо римского главенства. Наконец, в июне 1243 года Синибальдо Фиески занял папский престол под именем Иннокентия IV. Уже самое имя нового папы указывало на дорогу, которой он будет следовать, и Фридрих был прав, выразившись, что он потерял дружественного ему кардинала, чтобы найти враждебного папу. Это не помешало ему, однако, вступить в мирные переговоры с Иннокентием. Со стороны Рима были поставлены самые тяжелые условия: полная амнистия всем противникам императора, вознаграждение церкви за убытки и безусловное подчинение папскому авторитету во всех церковных вопросах. Чтобы доказать свое миролюбие, Фридрих в марте 1244 г. принял в принципе эти условия, рассчитывая в дальнейших переговорах привести их к более выгодному для себя толкованию. Но римская курия оказалась крайне неподатливой в этом отношении, и, так как она настаивала, чтобы мирные условия были распространены и на ломбардские города, то переговоры оборвались. Тогда папа вместе с кардиналами тайно покинул Рим, где он не сознавал себя вполне безопасным, и на генуэзских судах бежал в Геную. Болезнь задержала Иннокентия IV в этом городе, и отсюда он обратился с просьбой к Людовику IX позволить ему приехать во Францию и там собрать вселенский собор. Несмотря на ходатайство Клюнийского монастыря, где короля застало письмо папы, Людовик, ссылаясь на мнение баронов, отвечает отказом. Тот же ответ дает и король Англии, и папа направляется тогда в Лион, входивший в состав империи, но представлявший собственно собою городскую республику под верховной властью архиепископа. Из Лиона были разосланы грамоты, созывавшие вселенский собор в этом городе на июнь 1245 года.
На приглашение папы откликнулись преимущественно епископы романских стран; английских прибыло мало, а из Германии, кроме папского легата, всего двое. Фридрих не ожидал для себя ничего хорошего от этого собора, но, так как не мог помешать ему собраться, то он отправил на него своим уполномоченным великого юстициария Фаддея Суэсского. Собор был открыт 28 июня в соборном храме Лиона. Папа начал речь на слова псалма: «Много огорчений в сердце моем». Он перечислил пять забот, тяготящих его: испорченность прелатов, высокомерие сарацин, греческую схизму, нашествие монголов и преследование церкви императором Фридрихом. Сравнивая эти заботы с пятью ранами Спасителя, он словами пророка Иеремии (плач Иеремии 1,12) обращался к присутствующим: «Да не будет этого с вами, вы, проходящие путем! Взгляните и посмотрите, есть ли болезнь, как моя болезнь, какая постигла меня, какую наслал на меня Господь в день пламенного гнева своего?» Но из пяти своих забот папа прямо перешел к последней, т. е. к императору Фридриху. Вопросы, поднятые на предварительном заседании уполномоченным от Англии и присутствовавшим лично на соборе латинским императором Балдуином, были отсрочены папой.
Напрасно Фаддей Суэсский указывал на миролюбивое настроение императора и предлагал новые уступки с его стороны, если папа снимет с него отлучение; напрасно также указывал он на королей Англии и Франции, готовых поручиться за Фридриха. Иннокентий отклонил это предложение, заявляя, что он не желает иметь трех врагов вместо одного. Он ставил ультиматумом Фридриху немедленное очищение Папской Области и подчинение ломбардского вопроса его решению. На заседании 5 июля папа подверг самой строгой критике всю частную жизнь императора. Фаддей Суэсский с большим искусством опровергал обвинения папы и потребовал затем отсрочки заседаний, чтобы дать возможность Фридриху прислать новые инструкции или прибыть лично. Это нисколько не входило в планы папы, но, так как Фаддея энергично поддержали уполномоченные королей Франции и Англии, то Иннокентий дал отсрочку на 12 дней. Это был слишком малый срок, даже если принять во внимание, что император сам подвинулся к французской границе и находился уже в Турине. Действительно, новые уполномоченные Фридриха не успели доехать до Лиона, как папа, воспользовавшись истечением назначенного им срока, собрал третье заседание собора 17 июля. Декрет, осуждавший Фридриха, был уже выработан заранее в тайных заседаниях и подписан 150 прелатами, преимущественно французскими и испанскими. Осужденный за клятвопреступление, оскорбление церкви, еретические мнения, преступные сношения с магометанами и нарушение ленных обязанностей, Фридрих лишался своих корон и владений; его подданные освобождались от принесенной ему присяги, те же, которые сохраняли ему верность, подлежали отлучению. Германским князьям предоставлялось выбрать нового короля, а дальнейшую судьбу Сицилии папа предоставлял своему усмотрению. Фаддею Суэсскому ничего не оставалось, как апеллировать к будущему папе и будущему вселенскому собору. «Это день гнева», — вскричал он, — «день скорби и гибели, и враги христианства порадуются этому». — «Я исполнил свой долг», отвечал папа: «все остальное в воле Божией». Современный историк, Матвей Пари (Paris) рассказывает, что Фридрих, узнав о решении собора, велел принести себе свои короны и, надев одну из них, вскричал: «Я еще не потерял ее и не потеряю без больших кровопролитий. Если я был обязан этому человеку каким-либо послушанием и уважением, то теперь я свободен от этого долга».
Фридрих упорно выдерживал отчаянную и неравную борьбу, потому что враги были со всех сторон. Обращение Фридриха к современным монархам не дало ничего, кроме дипломатического вмешательства Франции. Два раза, в 1245 и 1246 гг., Людовик IX имел свидание в Клюни с Иннокентием IV, но убеждения французского короля не произвели желанного воздействия на политику папы. Между тем проповедь крестового похода против Фридриха не осталась без результата. В Сицилии вспыхивали частые восстания, вызываемые отчасти непомерным финансовым гнетом, так как эта несчастная страна должна была окупать борьбу императора с Римом. Фридрих жестоко усмирял эти волнения и поднял целое гонение на духовенство, державшее сторону папы. Не обращая внимания на римское отлучение, он силой принуждал совершать богослужение при своем дворе. В Германии пришло в движение все, что так или иначе могло выиграть от измены императору. Здесь продолжал действовать против Фридриха энергичный легат папы, Альберт Бегамский. «Возвратить престол Фридриху II!» — писал он герцогу Баварскому, желавшему остаться верным императору: — «этого не могли бы сделать ангелы и архангелы! Церковь Божия должна одерживать верх в борьбе, которую она принимает, и, если бы у вас было столько золота, как у Соломона, вы не могли бы противиться могуществу Божию и непреклонной воле апостольского престола». 22 мая 1246 года три рейнских курфюрста, — архиепископ Зигфрид перешел уже на сторону Рима — выбрали римским королем ландграфа Генриха Тюрингенского. Последнему удалось разбить короля Конрада в сражении при Франкфурте-на-Майне, но в начале следующего года смерть избавила императора от этого противника. Папская партия поспешила создать нового противо-короля в лице графа Вильгельма Голландского, пережившего Фридриха. Во время этой борьбы с врагами отца Конрад убедился в ошибке последнего, думавшего купить привязанность князей пожертвованием городской свободы. Конрад привлек города на свою сторону и не без успеха пользовался их силами. С 1246 года Регенсбург становится главным опорным пунктом Конрада. Никто не смел показываться на улицах города со знаками крестового похода против Фридриха, и находившиеся под интердиктом горожане приучились обходиться без духовенства и сами хоронили своих мертвецов. В Италии император лично действовал против ломбардцев и Рима. Его главными помощниками были Эццелин Романо, Энцио и другой побочный сын его Фридрих Антиохийский, начальствовавший над его войсками в Тоскане. Но счастье все более и более покидало императора. 18 февраля 1248 года он потерпел решительное поражение под Пармой, причем враги завладели его лагерем и в том числе его короной и печатью. На следующий год новый удар постиг Фридриха: его любимец Энцио попал в плен жителям Болоньи, и никакие обещания и угрозы императора не могли возвратить ему свободы. Окруженный изменами и заговорами на свою жизнь, Фридрих потерял доверие даже к самым близким к нему людям, и жертвой его подозрительности пал, между прочим, и знаменитый Петр Винеа. Обвиненный в сношениях с папой и в попытке отравить императора, Петр был заключен, предан суду и в припадке отчаяния разбил себе череп о стены своей темницы. Вопрос о виновности его остался до сих пор неразрешенным. Данте, хотя и поместил его в аду, не мог однако верить в измену того, кто, по его словам, владел «обоими ключами от сердца Фридриха». — «Клянусь», говорит Петр Винеа в поэме Данте: «что я никогда не изменял моему столь достойному господину. И если кто-либо из вас вернется в мир пусть он очистит мою память, еще страдающую от нанесенного ей удара».
Кончина Фридриха
К концу 1250 г. счастье как будто улыбнулось императору: верные ему кремонцы одержали победу над ополчениями Болоньи и Феррары. Фридрих поспешил сам из южной Италии в Ломбардию, но тяжелая болезнь заставила его остановиться в Фиорентино, небольшом местечке близ Лючеры. От этой болезни ему не суждено было уже оправиться. 19 декабря 1250 г. Фридрих скончался на руках сына Манфреда, к которому он особенно привязался с тех пор, как Энцио был для него потерян. Архиепископ Беральд Палермский, преданный друг императора, причастил умирающего, несмотря на тяготевший над ним интердикт. По поводу этой кончины упомянутый выше Матвей Пари пишет: «Таким образом сошел с лица земли величайший из государей, который поражал и потрясал мир; он скончался, освобожденный от проклятия и, как говорят, облаченный в одеяние цистерцианского ордена, сокрушаясь и раскаиваясь удивительным образом». Предсмертные распоряжения императора подтверждают спокойный характер его кончины. Это не помешало Риму распространить известие, что Фридрих умер со скрежетом зубовным, как и подобало нераскаянному грешнику. Папа ликовал: «Да возликует небо, да сотрясется земля от радости! Громы и бури, так давно висящие над нашими головами, по неизреченному милосердию всемогущего Бога, превратились в нежные зефиры и свежие росы». Тело Фридриха было положено в Палермском соборе в великолепном порфировом саркофаге, поддерживаемом четырьмя львами. Оно было облечено в драгоценные восточные ткани, на которых были вытканы надписи на арабском языке. Вместе с покойным положили в гробницу его меч, державу и корону, за которую он так долго и упорно боролся. Вместо пышной надписи, составленной архиепископом Беральдом, на гробнице Фридриха находятся теперь только три слова: beatus quia quiescit.
Падение Гогенштауфенов
Вместе со смертью Фридриха падает окончательно достоинство империи и гибнет самая фамилия Гогенштауфенов. Его сыновья сходят со сцены один за другим жертвами все той же непримиримой вражды Рима. В 1254 году умирает во цвете лет император Конрад IV, в 1266 г. в битве при Гранделле был убит король Манфред Сицилийский, в 1272 г. скончался Энцио, до конца жизни оставаясь в руках болонцев. За 4 года перед тем внук Фридриха, последний Гогенштауфен, Конрадин, как преступник, сложил свою голову на плахе в Неаполе. Отныне Священная римская империя становится призраком, которому суждено было еще пять с половиной веков тяготеть над западной Европой. Преемники Гогенштауфенов, практичные Габсбурги, с самого начала отказались от высокого идеала своих предшественников и, довольствуясь одним титулом, оставили Италию в покое.
Но и римская церковь не долго могла торжествовать свою победу. Борьба с Гогенштауфенами доказала духовную несостоятельность Рима: слишком очевидны были мирские цели этой борьбы и непозволительны для церкви те средства, которыми она велась. Кроме того, папство, унизив империю и обнаружив этим свои честолюбивые замыслы, возбудило подозрительность западноевропейских государств, доросших уже до национального самосознания и тяготившихся опекой Рима. Через полвека Филипп IV отомстил папе за унижение светской власти, и преемники Иннокентия IV должны были вынести «Вавилонское пленение» на французской почве. Народное мнение ставило папам в вину печальное состояние церкви. Матвей Пари рассказывает между прочим в своей хронике, будто преемник Иннокентия, Александр IV, видел во сне, как Христос, сидя на престоле, произносил приговор над покойным папой в присутствии жены, олицетворявшей собой церковь. Папа был обвинен в том, что он разорил церковь, и Христос осудил его.
Царствование Фридриха и его борьба с папством оставили после себя надолго воспоминание и в Италии и в Германии. Это была слишком выдающаяся и оригинальная личность, чтобы не поразить воображения современников. Мистическое направление его времени связывало с ним самые противоречивые ожидания. В то время, как францисканцы, бывшие его врагами, хотели видеть в нем антихриста, пришедшего погубить церковь, в Швабии, в конце его царствования, доминиканцы, видевшие в свою очередь антихриста в папе, называли Фридриха и его сына «совершенными» и «праведными» и ожидали, что император будет защитником и преобразователем церкви.
Смерть Фридриха, противоречившая этим ожиданиям, не разрушила однако связанных с ним апокалипсических надежд. Ей не хотели верить, и отсюда целый ряд самозванцев, прикрывавшихся его именем. Такой самозванец явился в южной Италии в 1259 г. и нашел поддержку у враждебных Манфреду баронов Сицилии и Апулии. В 1283 году под именем Фридриха выступил в Кельне некий Дитрих Гольцшу (Holzschuh) и имел такой успех, что даже ломбардские города посылали осведомиться о его личности. Самозванец был сожжен, как колдун, в Майнце, но через некоторое время в Любеке появился другой. Легенда не умерла и тогда, когда нельзя было уже более сомневаться в смерти императора. Она изменила только свой характер: стали ждать, что в известную минуту он вернется к жизни и с этим ожиданием стали связываться те или другие заветные мечты вроде восстановления всеобщего мира, освобождения Гроба Господня и т. п. В 1348 году Иоанн Винтертур сообщает, что Фридриха ждут во главе громадной армии и что он преобразует весь существующий порядок. «Ему необходимо вернуться, прибавляют те, которые так думают, даже если он разрублен в куски, даже если он обращен в пепел в пламени костра». Легенда XV в. помещает императора в замок Кифгёйзер в Тюрингии: он сидит там, склонившись головой на стол, вокруг которого обвилась его длинная борода. Еще во времена Карла V, в 1537 году одна поэма предвещала его возвращение. Лишь позднее народная память стала подставлять в этой легенде вместо Фридриха II его деда Фридриха Барбароссу, а популярная баллада Рюкерта, вышедшая в 1813 году, окончательно утвердила эту новую редакцию в ущерб первоначальному характеру легенды.
Автор: С. Рашков