Религии народов Средней Азии

Среднеазиатский религиозный синкретизм

Анимизм — представление о душе

К сожалению, почти нет материала для суждения о представлении о душе у среднеазиатских народов, кроме общепринятого мусульманского представления. Однако мы все же имеем любопытное указание относительно казахов, что они представляют себе душу человека в виде мухи, вылетающей из его рта в момент смерти. Это представление, однако, заслонено мусульманскими представлениями о душе, смерти и загробной жизни и лишь у исмаилитов Горного Таджикистана мы сталкиваемся со своеобразным учением о переселении душ и с не менее своеобразными обрядами, препятствующими душе человека переселиться в нечистое животное. Так, в случае смерти «пира», исмаилитского наставника, население отправляется на охоту, убивая свинью или тигра, в которых по приметам должен был переселиться дух умершего, и продолжают это до тех пор, пока этот дух не будет гарантирован от помещения в такое неприятное вместилище.

Духи предков

Исключительную роль в верованиях казахов, киргиз, туркмен играет арвак, или аурак — дух умерших предков. Культ могил этих предков играет очень крупную роль в жизни кочевников, так же как все, что так или иначе связано с покойником, является священным.
У узбеков и таджиков термин арвак приобретает расширительное толкование в смысле вообще духа, сохраняя, однако, и свое узкое значение; культ же предков модифицируется в культ святых и их могил, на чем остановимся несколько ниже. Но наряду с этим у узбеков и таджиков продолжает жить и ничем неприкрытый культ предков, выражающийся в культе (жертвоприношения, возжигание свеч) духов домашнего очага. Культ этот тесно связан с культом мазаров, возле которых совершают горные таджики жертвоприношения духу очага.

Мир духов

Наряду с духами предков мир по представлению всех среднеазиатских народов населен десятками и сотнями разнообразнейших духов, причем весьма многочисленными оказываются духи, враждебные человеку. Однако, пожалуй, более многочисленна категория духов нейтральных, выступающих то друзьями, то врагами человека. Сюда относятся человекообразные, мужские и женские духи пери, дэвы, сюда же относятся и джинны, которых киргизы и казаки представляют себе в самых разнообразных видах — мошек, мух, пауков, ящериц, лягушек, жаб, однако, наделенных человекообразными чертами. В числе джиннов, упоминающихся в шаманских заклинаниях киргиз, мы находим и коршуна, и собак, и человекообразных мужских и женских духов разнообразного вида. Джинны могут быть враждебны человеку, но в руках шамана — «баксы» служат и на его пользу. Явно враждебными духами являются такие, как албасты (альмасти) — безобразный женский дух, характерным признаком которого являются необычайно длинные груди, висящие до колен, дух, особенно опасный для беременных, рожениц и грудных детей. Для борьбы с албасты и другими духами большинство народов Средней Азии, особенно узбеки и таджики, обставляют рождение ребенка необычайно сложным обрядовым церемониалом, продолжающимся до 40 дней, состоящим из разнообразных предохранительных мер и магических действий.
Только там, где сильна книжная религия, проходит резкая грань между добрыми и злыми духами. Так, исмаилиты превращают пери, у остальных таджиков и других народов духа нейтрального, нередко опасного и враждебного — в доброго духа, обитателя рая. То же нужно сказать и о вере в ангелов — фириштя, характерной именно для районов, где особенно прочно мусульманство в том или ином его виде.

Эволюция сатаны у киргиз

Напротив, у киргиз, например, мы видим чрезвычайно любопытную эволюцию представления о дьяволе — «Эблис»е «Азазил»е или «Арман»е. Прежде всего — Азазил и Эблис оказываются разными духами. Первый из них живет в воде. Любопытно название «Арман». Оно отчетливо говорит о маздеистском напластовании в религии киргиз, правда, не пошедшем дальше терминологии и кое-какой внешней обрядности, но все же сохранившихся, несмотря на позднейшее мусульманское влияние. Характерно, что Эблис или Арман представляются киргизам в виде женского духа, внешне очень похожего на албасты, в виде безобразной морщинистой старухи с огромными грудями, которыми она душит человека.
Таким образом из грозного воплощения мирового зла — Армана иранцев и Эблиса ислама получается заурядный дух, к тому же очень похожий на местного старожила — албасты. Это ясно говорит о том, что в идеологии киргизов нет места для «сатаны» — образа, порожденного совсем другим социальным строем.

Боги

Из ряда «рядовых» духов, особенно у таджиков, выделяется несколько более крупных фигур, которые, может быть, могут претендовать на имя богов.
Из них особенно любопытна «бабушка громовница» «Гульдур-Мама», прототип античного Юпитера, производящая гром вытряхиванием своих штанов.
Наряду с ней выступает и мужское божество грома «Тундур», дед громовник — «Бобо-Кылдык». Но все эти представления еще крайне не оформлены. Им далеко до стройной иерархии развитых политеистических пантеонов. По существу, это те же «отраслевые» духи, духи, ведающие определенным участком мира человеческой деятельности, едва начавшие выделяться из бесчисленного множества им подобных. Более крупные фигуры — родовые и племенные боги, боги феодалов, боги покровители городов, так сказать, высший сорт богов — почти целиком растворились в бесчисленном полчище «десяти тысяч святых Туркестана».

Святые

Мы не поймем до конца среднеазиатского анимизма, если не остановимся на явлении, казалось бы несколько иного порядка, чем рассмотренные прежде, — на культе святых, являющемся подлинным бичом быта коренного населения Средней Азии.

«Пиры» ремесел и занятий. (От духа к «святому»)

В культе бесчисленных святых надо особо подчеркнуть, так сказать, отраслевых святых — святых, покровителей («патронов») определенных занятий, «пиров» этих занятий. Анализируя их, легко вскрыть доисламскую основу этого культа и проследить процесс его постепенной трансформации. Как и везде, и здесь, в женском быту, мы находим наиболее яркие пережитки. Покровители домашнего не товарного производства, являющегося достоянием женщины, больше всего сохранили свои «языческие» черты.
Особенно интересна «Биби-се-шамбе» — «госпожа вторник», — покровительница прях, ближайшая родственница русской Параскевы-пятницы. Культ той и другой связан множеством аналогий, заставляя искать, несомненно, общий источник в доисламских и дохристианских религиях Евразии.
У горных таджиков — это божество, не имеющее ничего общего с Исламом, носящее название «белой богини» — Диви-Сафид. Здесь она претерпевает изменение, превращаясь в «Момо-аво» — праматерь Еву, или в «Биби-Фатиму», — дочь Мухаммеда. У узбеков происходит аналогичный процесс исламизации древнего божества.
В ткацком ремесле, где работают мужчины, «пиром» является «святой пророк Сиф» — сын Адама.
В женском гончарстве мы находим и настоящее идолопоклонство. Сделанные из глины изображения «духов-покровителей гончаров» являются важнейшим участником ритуального празднества, во время обжига посуды. Характерно, что в других районах «покровителем гончаров» считается «Матерь Ева».
Не менее любопытна эволюция «пиров» женского молочного хозяйства горных таджиков. В числе этих «пиров», упоминающихся в молитвенных призывах, есть и духи гор — Каф, Антарвоз и Мирварз, есть и собака, но наряду с ними появляются святые Фатима и Зухра, — поминание которых надевает мусульманскую «шапку» на весь обряд.
В тех же обрядах, связанных с молочным хозяйством, мы находим, наряду с мусульманскими святыми, имя «арваха» (духа) «Бобо-и-Дикхана» — покровителя дехкан. У узбеков, в «рисоля» земледельцев, мы находим в качестве «пира» уже «пророка Адама». В ремеслах и торговле, анализируя «рисоля» — уставы ремесленных цехов, «пирами»- покровителями, — являются уже исключительно мусульманские святые.
Культ святых занимает, пожалуй, самое крупное место в среднеазиатских верованиях, причем нужно сказать, что он почти совершенно не изучен. Наряду с покровителями ремесел есть десятки и сотни святых, исцеляющих от различных болезней, от бесплодия, помогающих в том или ином начинании.

Культ мазаров

Поклонение им сосредоточивается по преимуществу на кладбищах или вокруг одиноко стоящих «мазаров» — гробниц, или просто мест поклонения, храмов этих «святых». Мазары, которые мы находим и в Казахских степях, и в горах Таджикистана, и повсеместно в Узбекистане, на кладбищах, украшаются шестами с привешенными к ним конскими хвостами или цветными тряпками, рогами горных козлов и баранов и т. д.
Если в них нет могилы святого, то хранятся какие-нибудь его реликвии, или они просто являются памятником на месте какого-нибудь деяния святого.

Жрецы культа мазаров

Вокруг культа мазаров создалась целая многочисленная жреческая корпорация, слагающаяся, главным образом, из шейхов-иманов, «потомков» этих святых, «кари» — чтецов Корана, юродивых — «дувана» и т. д., — корпорация, несмотря на свою исключительную роль, крайне слабо изученная. Источником эксплуатации с ее стороны являются жертвоприношения богомольцев, целиком идущие в карман обслуживающих мазары жрецов, которые часто и живут при мазарах, в особых, пристроенных к ним кельях. К чтимым мазарам ежедневно стекаются десятки паломников, так что жатва у служителей святых оказывается обычно немалая. Этот культ продолжает процветать даже в Самарканде, под крышей охраняемых Главнаукой Узбекистана памятников старины и искусства, не говоря уже о таком глухом угле, как Куня-Ургенч, где автор, проезжая с городища в город через кладбище, ежедневно видел толпы женщин, идущих со своими нуждами к одному из мазаров этого кладбища.

Мазар — родовое святилище

Культ мазаров теснейшим образом связывает культ святых с культом предков. Мазар — модифицированное родовое святилище, и многие мазары горного Таджикистана близко напоминают родовые святилища Кавказских горцев. В Казахстане эта связь является особенно прозрачной.
Как уже сказано, не только могилы являются предметом почитания. Так же чтутся отдельные камни, кучи камней, пещеры, причем и здесь они связываются с воспоминанием о каком-нибудь святом. Ясно, что и здесь мы имеем связь с домусульманскими верованиями, и перенос преданий и легенд о родовых и племенных богах и героях, о духах предков на имена святых ислама. Характерной чертой, подчеркивающей эту преемственность, является подчеркивание служителями культа какого-нибудь святого своей родственной с ним связи. В Туркмении мы имеем целые святые племена «эвляди», представители которых постоянно привлекаются к участию в различного рода религиозных церемониях. Еще более характерны жертвоприношения духу предков (учак-баба) в случае падежа скота и в день окончания полевых работ, совершаемые горными таджиками у мазаров, которые здесь выступают уже совершенно прозрачно как родовые и фамильные святилища. Нужно отметить также, что в аграрном культе майского дерева (праздник тюльпана — лола) мы также встречаемся с мазаром, как с центральным местом культа.

Шаманизм

Наиболее характерным видом культа, связанного с развитым анимистическим мировоззрением, является шаманство, так сказать, официальная религия родового строя.
В мусульманской Средней Азии шаманство продолжает жить полной жизнью, правда, оттесненное на задний план, но все же сохранившее свое лицо и довольно мирно уживающееся с исламом.

Киргизское шаманство и ислам

Шаманство характерно почти для всех народностей Средней Азии. Особенно ярко оно выражено у киргиз и казаков, но достаточно отчетливые его пережитки мы находим и у узбеков, туркменов и таджиков. Интересно проследить сращивание шаманства с исламом, достаточно наглядно вскрывающееся повсюду. Киргизский или казахский шаман — баксы, вооруженный своим музыкальным инструментом, кабызом — родом скрипки, изгоняет из больных злых духов, «диких джиннов», натравливая на них подчиненных ему «ручных джиннов».
Анализируя призывы, с которыми обращается баксы, мы видим наряду с разнообразными джиннами — то в виде собак — АкТубета и Сак-Тубета —
«О Ак-Тубет, пришедший из-за гор!
О Сак-Тубет, ты ходишь вокруг и лаешь!
О, мой Тубет, залай так, чтобы убежала болезнь,
то в виде коней, то в виде коршуна — кара-гус, то в виде девушки — сары-кыз и многими другими — также и «Сулемана, пребывающего у воды, и святых всех четырех сторон света.
О, святые, обитающие на земле!
О, святые, обитающие на небесах!
О, святые Запада и Востока!
О, десять тысяч святых Туркестана,
Молю у вас помощи!
В своих призывах баксы перечисляет десятки имен разнообразных мусульманских святых, рядом с Кара-гус, Сары-кыз, Ак-Тубетом и сотнями других джиннов, составляющих армию баксы.
В заговорах против змей и ядовитых насекомых мы найдем также не мало имен мусульманских (да и не только мусульманских) святых.
Баксы — крупный фактор в жизни казахов и киргиз. В 1924 году автору лично пришлось наблюдать сеанс баксы в северном Казахстане, в Кустанайской губернии — и нужно сказать, что к его деятельности со всей серьезностью относились не только все казахское население, но даже и местные коммунисты, племянник одного из которых, больной эпилептик был подвергнут лечению.
Чрезвычайно мало известны, играющие исключительно крупную роль в жизни, особенно женщин Узбекистана, женщины-шаманки — фольбин (палмин). Между тем, в случае болезни, в случае бесплодия, женщины, а сплошь да рядом и мужчины обращаются к услугам фольбин, к деятельности которых подавляющая масса населения относится весьма серьезно.

Женское шаманство узбеков

Фольбин — обладает всеми признаками шамана, она имеет армию духов, подчиненных ей, борющихся по ее приказу с враждебными духами, вызвавшими болезнь, или разыскивающих спрятанные заговоренные предметы, при помощи которых пациенту будто бы нанесена порча. Фольбин, как и всякий шаман, избирается духом, что выражается в нервном заболевании, причем важно отметить, что избранничество бывает и половое, т. е. пери влюбляется в женщину, которая должна стать фольбин. Лечение сопровождается экстатическим состоянием фольбин, пляской, музыкой, пением и выкриками. Наконец, она имеет такое характерное шаманское орудие, как бубен.
Как и по отношению к баксы, нужно сказать, что шаманство тесным образом сплетается с исламом. В числе духов, находящихся в распоряжении фольбин, наряду с «Тау-пари» — горным духом, духом камней — «Таш-пари», духом ветра — «Шамал-пари», имеется и «Сулейман-пари» — дух Соломона, «Абдуррахман-пари» и др.
Тексты призывов фольбин, пожалуй, еще более исламизированы, чем призывы баксы.
Как и баксы, она начинает с мусульманской молитвы, и выкрики ее и помогающих ей женщин мало отличаются от зикров (произнесения имен бога) дервишского молитвенного сеанса.
Эта связь шаманства с дервишизмом еще более подчеркивается тем, что сплошь да рядом фольбин является мюридом какого-нибудь дервишского ордена, а иногда даже хальфой — помощницей ишана, отлично совмещая и то и другое.
Фольбин описана для Самаркандского района Троицкой, т. Крупянская, сотрудница экспедиции Центрального музея народоведения наблюдала в 1929 году фольбин в Хиве.
Это говорит о повсеместном распространении. Женское шаманство характерно как для узбеков, так и для соседних таджиков.

Шаманство туркмен

А.Н. Самойлович наблюдал шаманство у туркмен-чоудоров Ташаузского округа. Там шаман мужчина, одетый в женское платье (что особенно характерно, т. к. «перевоплощение» мужчины в женщину мы находим в шаманстве палеоазиатов — т. наз. «кокчучи» камчадалов), с бубном, носит название «порхан». При исключительно скверной изученности религии туркмен трудно сказать, насколько оно у них распространено. Но именно у туркмен мы находим чрезвычайное сплетение шаманства с исламом, именно с ишанизмом, в виде, т. наз., «закыр» («зикр») — лечение больных изгнанием злого духа при помощи дервишского сеанса, причем роль шамана здесь исполняет ишан и призывы духов заменены призывами бога, выкрикиванием имен бога и пением молитв, но наряду с этим в плясках и пении участники приходят в экстаз и имитируют борьбу с духами.

Пережитки тотемизма

Наряду с указанным, необходимо подчеркнуть значительное количество пережитков тотемизма. В терминологии туркменских родовых делений тотемистическая их основа вскрывается со всей наглядностью. Там мы находим, например, такие названия: Ак-Окуз (белый бык), Кара-Окуз (черный бык), Аи-ляр (медведи), Бургут (ястреб), Газ (гусь), Дуэ (верблюд), Елон (змея), Ит-баш (собачья голова), Ишак (осел), Кулан (дикий осел), Кяклик (куропатка) и т. д.
Рядом с названиями животных — немногочисленные названия растений (напр. Кяшир — морковь, Дари — просо), небесных светил (Ай-эне — мать луна, Аим — моя луна), неодушевленных предметов (лед, повязка, деревянные лапти, лапти). Перед нами богатый набор типично тотемистической терминологии. Особенно распространенными оказываются бык, собака, верблюд, осел.
Не менее определенные указания на тотемизм мы найдем, анализируя тексты киргизских и казахских шаманов, — мы об этом уже частью упоминали. В числе духов — мы уже отметили связь духов вообще с духами предков — упоминаются: собака — Ак-тубет и Сак-тубет, несколько раз, кони, черная сова, змея-удав, кречет, какие-то духи с верблюжьей и лисьей головой, джолбарс — тигр и др.
В молитвенные призывы горных таджиков к духам покровителям молочного хозяйства также включается призыв наряду с духом горы Каф так же и собака.
Собака же служит «козлом отпущения», на которого перелагаются грехи людей во время праздника «Сафар-чакты».
Повсеместно распространен культ змей. Наконец, тот же тотемистический элемент прослеживается в многочисленных пищевых запретах. Элементы культа жаворонка, имя которого носит один из туркменских родов, мы находим у киргиз.
Сюда же отчасти можно отнести и украшение мазаров — этих бывших родовых святилищ — рогами и хвостами животных.
Мы считаем особенно нужным подчеркнуть элементы культа собаки наряду с господствующим отношением к ней как к нечистому животному. Уже самый факт такого отношения наводит на размышления. Он конечно не случаен. Именно в тотемизме мы сплошь да рядом имеем амбивалентное (двоякое, противоречивое) отношение к тотему. Это особенно существенно в силу последних работ акад. И.Я. Марра, вскрывших, на основе анализа языковых материалов, тотемистический культ собаки — древнейшего из домашних животных, как один из наиболее глубоких слоев религиозной идеологии доисторического населения Восточной Европы. Важно при этом отметить, что наиболее яркий пример культа собаки, как тотемистического животного мы находим и на крайнем западе Европы — в Ирландском героическом эпосе, главный герой которого носит имя Ку-Хулин, т. е. пес Кулана. Любопытно, что этот герой погибает именно от нарушения тотемического запрета, отведав мяса собаки (наряду с культом собаки, в Ирландском эпосе несомненен тотемистический культ быка и свиньи — культ последней также обнаружен ак. Марром в яфетических переживаниях в языке, и один из звериного цикла лет тюркских племен, распространенного по всей Средней Азии, носит название года свиньи).
Конечно, это только осколки. Тотемизм — давно пройденная стадия и пережитки ее сохраняются как вкрапления в иную социальную и идеологическую ткань. Но с этими пережитками все же нельзя не считаться.

Религия в производстве

Вся производственная деятельность Среднеазиатских народов опутана сложной сетью религиозной обрядности, растущей на отмеченных выше верованиях. Скотовод-кочевник, туркмен и киргиз или казах, не начинает никакого дела, не согласовав его с сотнями различных примет и не выполнив соответствующих мер предосторожности. Еще более наполнена поверьями и обрядами жизнь земледельца. Начиная свою пашню, горный таджик никогда не начнет работу сразу. Он выпашет на волах не более трех борозд, сопровождая начало работ ритуальной трапезой в поле, на которую собирается весь кишлак. Изготовленным обрядовым печеньем он накормит своих волов и поставит на лбу их знаки кашей, употребляющейся на общей ритуальной трапезе.
По окончании уборки приносится кровавая жертва родовым богам, скрытым за мусульманскими святыми, у ближайшего мазара — исламизированного святилища предков, и также устраивается общая трапеза.
Сложными магическими действиями обставлено складывание хлеба в копны. Когда все убрано, хозяин делает куклу из метлы, которой подметали гумно, и это изображение во время ужина «участвует» в общей трапезе.
Обрядами обставлено вкушение от первого каравая нового хлеба. Из первой муки печется особый хлеб — басык, который не едят, а убирают в амбар, где его поедают мыши. Нельзя взять зерна из амбара в другой день кроме четверга или пятницы. Интересен обряд вешания серпа, символизирующий окончание жатвы.
В Зебане кроме того, с момента посева до жатвы не употребляют железных предметов, опасаясь, что звук бряцания железа погубит посевы. Если в земледелии — преимущественно мужском деле — магическая обрядность начинает все более стираться, превращаясь просто в традиционный обычай, к которому начинают относиться иронически, то в женских домашних промыслах религиозная обрядность, причем почти целиком домусульманская, продолжает царствовать. Мы уже упоминали о церемониях, связанных с культом «пиров» прях — «Биби-се-шамбе» и «Диви-Сафид». Женщины узбечки и таджички строго соблюдают запрет прясть в день, посвященный этому божеству, в честь его устраиваются ритуальные коллективные трапезы, и возжигаются свечи, приносятся жертвоприношения. Пожалуй, еще более сложна обрядность, связанная с молочным хозяйством и женским гончарством таджиков, где также она группируется вокруг культа «пиров» — покровителей ремесла. Как мы указывали, во время ритуальной трапезы горшечниц эти «пиры» присутствуют в виде особых кукол, погребаемых затем с соответствующим церемониалом на кладбище.
В мужских ремеслах, носящих товарный характер, мы имеем также сложную обрядность, также связанную с культом «пира», но уже обрядность строго мусульманскую. Рисоля ткачей содержит, например, десятки указаний, какую молитву нужно читать при том или ином производственном действии, превращая производство в своего рода священнодействие.
Когда нитка при тканье рвется, читают следующий стих: «беззаконные будут узнаны по чертам своим и они будут схвачены за передние волосы и за ноги»…
При пропускании основы через ремизки читают: «Хвала тому, кто в некоторую ночь содействовал рабу своему совершить путь от заповедной мечети к отдаленной мечети…» и т. д. и т. д.
Культ «пиров» — будь это полуязыческие покровители женского прядения, молочного хозяйства и гончарства, или «мать-Ева» и святой пророк «Сиф» — лежит на обязанностях тех полуцеховых, полурелигиозных организаций, которые объединяют работников данного ремесла женских «артелей», организаций трудовой взаимопомощи в пряденье, в молочном хозяйстве, и «такия» — цехов ремесленников, еще нелегально существующих кое-где до сих пор, являясь орудием жестокой эксплуатации беднейших кустарей со стороны богатой части, «такия», организация которых является сколком с дервишских орденов. Во главе стоит «пир» или «устад» с помощниками «халифа», держащий массу мосуров в ежовых рукавицах своим религиозным авторитетом и предписаниями рисоля. Но и там, где «такия» уже нет, «рисоля» продолжают свое действие, являясь мощным орудием в руках богатой верхушки ремесленников и весьма серьезным препятствием в деле промыслового кооперирования. Так, в Хиве многие ремесленники объясняют свой отказ от вступления в артель тем, что «туда наберут комсомольцев-безбожников, которые не будут выполнять требования рисоля, и из такой работы ничего, кроме разорения, не выйдет». Борьба против рисоля, разъяснение их классовой сущности — одна из наиболее актуальных задач антирелигиозной работы в Средней Азии.

Аграрные праздники

Наша характеристика будет не полной, если мы не подчеркнем аграрного характера ряда праздников, характерных для оседлого населения средней Азии, в том числе и мусульманских, так сказать, церковных праздников.
Первый из них ноуруз — новый год, праздник наступления весны, сопровождается многочисленными магическими обрядами, имеющими целью обеспечить урожай на наступающий год, из которых самым ярким является распространенный повсеместно у горных таджиков обычай вводить в дом животное, чаще всего осла, иногда корову, или барана и кормление его заранее приготовленным ячменем. Интересно, что при этом ждут, когда животное испражнится, и кал, с вмазанными в него зернами, хранится до конца уборки хлеба, когда он употребляется для новых магических обрядов.
Готовится особый обрядовый хлеб, который разделяется между присутствующими и т. д.
Чрезвычайно интересен праздник тюльпана — «лола» в конце апреля, соответствующий европейскому празднику майского дерева, — древний аграрный праздник, хорошо известный в религии древних народов Средиземноморья.
Даже курбан сопровождается хорошо знакомым нам обычаем окраски и катания яиц, также связанным с земледельческим культом.
Осенью, по уборке урожая, таджики устраивают также особые празднества, аграрный характер которых совершенно прозрачен. Нужно отметить также распространенный среди таджиков и узбеков, но известный и туркменам праздник «Сафар-Качты», у таджиков — «чар-шамба и-охирун», у туркмен — «кара-чаршамба» (черная среда). Это годичный праздник, справляемый в последнюю среду месяца Сафар, повсеместно считаемого несчастным месяцем. На улицах кишлаков, у туркмен почти у каждой кибитки, разжигались костры, перепрыгивая через которые население считало себя избавленным от всех висящих над ним бед и несчастий, болезней и недугов, очищенным от грехов, накопившихся за целый год, таджики при этом бьют посуду, переводя грехи на эту посуду, которая таким образом несла наказание вместо грешника.
Кроме того — в этот день преследовались и убивались собаки, выступавшие, таким образом, подлинным козлом отпущения. Это — праздник, встречающий богатые аналогии почти у всех народностей земного шара (см., напр., Фрезер. Золотая ветвь), и особенно известный по древней иудейской религии, с ее «козлом отпущения», уносившим все грехи народа в пустыню.

Религия в быту

Не менее глубоко проникает религия в повседневный домашний быт коренного населения. Еще до появления ребенка на свет его подстерегают «албасты». Для того, чтобы уберечься от него, нужно выполнить десятки магических обрядов, соблюдая их в течение первых 40 дней ребенка («чилля»), особенно для него опасных. И здесь, чисто магические обряды, восходящие к глубокой древности, переплетаются с исламом, а мулла и ишан выступают в роли колдунов-магов. Не малую роль играют всякого рода амулеты и обереги, среди которых не последнее место занимают мусульманские молитвы, написанные на бумаге, которая то вымывается в воде, которой поят роженицу, то обертывается длинной лентой вокруг ее живота, в случае трудных родов, то зашивается в ладанку и надевается на ребенка и т. д. Не менее обильны магические обряды, связанные со свадьбой; на них мы не остановимся только за неимением места.
Мы уже говорили о роли фольбин или баксы в роли лекаря. Нужно подчеркнуть чрезвычайную распространенность веры в порчу, т. е. во вредоносные магические действия, вызывающие болезнь. Вызвана ли болезнь вселением враждебного духа или порчей — фольбин или баксы являются необходимыми участниками лечения. Наряду с ними исключительную роль играют ишаны — руководители дервишских общин, раздающие молитвы, имеющие будто бы целебные свойства, разного рода амулеты, или, как у туркмен, просто заменяющие шамана.
Большую роль играет лечение отчитыванием — чтением Корана над больным. Болезнь или бесплодие заставляет сотни людей отправляться к мазарам чтимых святых «специалистов» по данной болезни, давая богатый заработок «шейхам». Смерть — также предлог для сложной серии обрядов, из которых не последнее место занимает «пидия» или «фидия» своего рода индульгенция, откуп грехов умершего, причем весьма любопытны те узаконенные приемы жульничества, обсчитывания бога, которые при этом практикуются. «Фидия» — это милостыня бедным. Если ее размер кажется родственникам слишком большим, можно достигнуть того же эффекта, давая согласному на все бедняку небольшую сумму, потом отбирая ее, и снова давая, пока умножение этой суммы на число раз перехода из рук в руки не составит потребного по соответствующему расчету выкупа за грехи.

Религиозная организация

Основной ячейкой мусульманской религиозной организации является махалля — приходская община, группирующаяся вокруг мечети. Мечети бывают нескольких родов — обыкновенные, соборные и анд-гох или назам-гох. В первых моления совершаются ежедневно, во вторых, кроме ежедневных, бывают многолюдные пятничные моления, наконец, в третьих — в два годовых мусульманских праздника.
Мечеть — четырехугольное здание, расположенное в западном углу широкого двора с прудом-хаузом и помещением для омовений. Перед мечетью — широкая терраса, где совершается намаз летом. Никакой обстановки кроме пюпитра для Корана в мечети нет, на стенах — обычно надписи из Корана. При мечети помещение для имама и религиозной школы.
В городах возле мечети располагается башня — минар, с которой суфи (муэдзин) призывает верующих на молитву. В деревнях минары отсутствуют.
Во главе махалля стоит имам, руководитель коллективной молитвы. Ему помогает суфи, призывающий на молитву и присматривающий за мечетью.
Кроме этих лиц нужно упомянуть о дамуллах — учителях мектебов — религиозных школ (эту должность обычно занимают по совместительству имамы), кари — чтецы Корана. Нужно отметить также маддахов, мусульманских агитаторов, проповедующих на улицах и базарах.
Нужно отметить, что мусульманское духовенство не отгорожено, как в христианстве, китайской стеной от населения, не представляет замкнутой касты, с обязательным посвящением и т. д. Формально роль имама, суфи, кари может играть каждый грамотный мусульманин, хотя практически мы и имеем для этой цели определенных лиц. Именно этот момент делает мусульманскую организацию особенно гибкой и обеспечивает ей гораздо большее влияние на население.
Наряду с этой организацией, обслуживающей, так сказать, официальный культ, существует обширная организация, удельный вес которой и влияние на массы значительно больше. Это — организация дервишей со своими руководителями — ишанами, исповедующая учение суфизма.
Суфизм — мистическое учение, возникшее как секта в процессе социальной борьбы в первые века ислама, и впитавшее в себя многочисленные элементы чуждых исламу религий, заимствовав и свою организацию от монашеских орденов буддистов и христиан. Однако впоследствии суфизм примиряется с официальным исламом и в настоящее время не является сектой в строгом смысле этого слова. Ишаны и их ученики мюриды являются полноправными, а часто и особо уважаемыми членами «правоверных» мусульманских общин, и население относится к ним еще с большим почтением, чем к имаму и его помощникам.
В Средней Азии имеется ряд дервишских орденов, из которых самыми крупными являются «накшбенди», преимущественно в Самаркандском районе и в Бухаре, «кадриа» в Фергане и орден каляндарей (которые причисляют себя к накшбенди), кроме них — еще орден «кубрави», в Хорезме, и орден «Яздахум» интересный тем, что в его состав входят и женщины. Все ордены разделяются на 2 ответвления — «джагрия», в котором «зикр», произнесение имен бога, из которого состоят моления дервишей, выкрикивается во весь голос, и «хуфия», последователи которого произносят зикр тайно про себя.
Во главе ордена стоит главный ишан (нужно отметить, что в каждом ордене такой глава далеко не один, а несколько, каждый имеет свою партию сторонников). Глава ордена назначает зависимых от него «ишанов», выдавая «хати-иршад» — документ на право быть ишаном. У каждого почти ишана есть один или группа помощников «халифа» или «хальфа».
«Ишан» (персидское слово, означающее «они» — знак особого благоговения) или «пир» (старец) является главой дервишской общины, состоящей из его учеников — «мюридов», участвующих в коллективных молениях, проходящих, под руководством ишана курс духовных упражнений (тарикат), снабжающих его средствами к существованию. Небольшая часть мюридов живет вместе с ишаном, большинство же занимается, трудовой деятельностью или торговлей, собираясь лишь для коллективных «зикров» под руководством ишана или хальфы, и для поклонения ишану. «Должность» ишана далеко не бездоходна. К нему стекаются обильные приношения мюридов и населения, обращающегося к ним в трудных случаях жизни. Кроме того, ежегодно ишан совершает путешествие, собирая дань и вербуя новых учеников («мюрид-аула-мяк» — охота за мюридами).
Ишаны весьма многочисленны в Средней Азии, во всех ее районах. Так, Лыкошин в 1899 году в одном Ташкенте насчитал свыше 50 ишанов, имевших свыше 4000 мюридов. Это необычайно гибкая организация, охватывающая всю территорию страны и имеющая огромное влияние на массу коренного населения. Авторитет ишана абсолютен среди его мюридов и чрезвычайно велик среди населения. Десятки, сотни, иногда тысячи мюридов каждого ишана представляют мощную агентуру, крепко держащую население в клещах религии.

Исмаилизм

Нельзя не отметить особо исмаилизм — мусульманскую секту, — утвердившуюся в Таджикистане, в горной его части. Исмаилизм возник в VIII веке, в Персии, отделившись от шиитского учения, и объединив под своими знаменами иранских феодалов в их борьбе против гегемонии арабского торгово-капиталистического государства.
В течение нескольких столетий секта играет активную политическую роль, ведя вооруженную борьбу против арабов, в частности и в Средней Азии, выступая против турков и монголов.
Впоследствии секта сходит с политической арены, вытесняясь в неприступные горные районы, где и сохраняется до настоящего времени.
Секта носит характер тайной организации, и ее последователи выдают себя за правоверных мусульман, соединяя это с враждебным отношением к последним, особенно к суннитам. Это является отражением недавнего прошлого — угнетения горно-таджикских общин узбекскими ханами Бухары и их беками — суннитами. Исмаилизм являлся тогда организацией самообороны против ханского владычества.
Учение исмаилизма унаследовало очень много от древних туземных религий, соединяя это с мистицизмом и организацией, близко напоминающей дервишские ордена. Исмаилитская организация в настоящее время является глубоко контрреволюционным фактором, знаменем для объединения всех затронутых революцией эксплуататорских элементов горного Таджикистана. Прежняя рознь с мусульманским правоверием отступает на второй план по сравнению с борьбой против советского строительства, шаг за шагом захватывающего и неприступные долины исмаилитов.
Чрезвычайно важно отметить тот факт, что глава исмаилитов Ага-Хан, пользующийся огромным авторитетом среди исмаилитов Таджикистана, живет в Бомбее, на содержании англо-индийского правительства, пользуясь титулом «его светлости», пожалованным англичанами и солидной пенсией. Пиры — руководители исмаилитских общин — держат с ним постоянную связь. Не трудно распознать за спиной этого тайного мистического учения руку нашего дружественного соседа — Англии, — которая умеет использовать всякого рода организации для борьбы с рабоче-крестьянским государством. Связь исмаилитов через своего вождя с английскими твердолобыми — яркий показатель контрреволюционной сущности всяких, даже самых «радикальных» сект. Наконец, особо нужно отметить сильно распространяющуюся за последнее время секту «бехаистов», отражающую идеологию туземной промышленной буржуазии и буржуазной интеллигенции, однако, среди широких масс населения она мало известна и потому мы на ней не имеем возможности остановиться.

Заключение

Подведем итоги.
1. Для нас ясно, что мусульманские страны, в том числе Средняя Азия, не представляют исключения из общего правила. Так же, как и везде, и здесь в религии мы находим сложный конгломерат разнообразнейших напластований, вне которых нельзя понять современного состояния религии в Средней Азии и поставить серьезную борьбу против нее.
Эти напластования не случайны. Они связаны с определенными социально-экономическими укладами, до сих пор живущими в Средней Азии. Ислам отражает идеологию лишь одного из них — торгово-капиталистического. Там, где живы пережитки родового строя, натуральное хозяйство, патриархальный уклад жизни, не товарное земледелие на базе крайне низкой техники, кочевое и полукочевое скотоводство, особенно в женском быту и производстве, куда рыночные отношения проникли еще очень слабо, продолжают жить полной жизнью, иногда слегка завуалированные мусульманской терминологией, иногда в своем прежнем виде — верования и обряды, свойственные этим укладам. Анимизм, шаманство, культ предков и родовых богов, культ очага, поклонение родовым святилищам, аграрная и скотоводческая магия, вредоносная магия (колдовство), культ духов-покровителей промыслов, фетишизм — все это до сих пор в Средней Азии является отнюдь не пережитком, а вполне актуальным явлением.
Ислам внедряется вслед за внедрением в жизнь товарных отношений. Закономерность эволюции от «языческих» богов и духов к мусульманским святым, от «языческих» заклинаний к мусульманским молитвам в быту и производстве наглядно подтверждает этот факт.
Действенность антирелигиозной работы в сильной степени зависит от учета этих моментов. Иначе большая часть населения, в первую очередь, женская его половина, окажется по существу вне сферы антирелигиозной работы.
2. Религия в Средней Азии еще очень сильна. Социальные корни ее еще крепки. Уничтожение религиозного суда, вытеснение шариата советским правом — только начало. Религиозная обрядность еще опутывает всю производственную деятельность скотовода и ремесленника, являясь крупнейшим тормозом социалистического строительства. Классовый враг имеет в своих руках многочисленную хорошо обученную армию духовенства разнообразных родов оружия, тысячью незаметных нитей связанную с населением, — мулл, ишанов, с их мюридами, исмаилитских пиров, разнообразнейших прислужников богослужения, юродивых, шейхов, живущих при мазарах, хранителей цеховых традиций в ремесле, шаманок-фольбин, шаманов-баксы, колдунов, знахарей, гадателей всякого рода. Все эти служители разнообразнейших культов, как бы на первый взгляд ни непримиримыми они казались, единым фронтом выступают против нас, тормозя социалистическое наступление, одинаково обслуживая интересы наших классовых врагов. Безбожникам Средней Азии предстоит титаническая работа. Социалистическое строительство, индустриализация, начинающаяся коллективизация, образования национального пролетариата вырывают почву из-под ног религии, но рядом с этим должна идти усиленным темпом антирелигиозная пропаганда, причем пропаганда, построенная на строгом учете всех местных особенностей, всех форм и оттенков религиозной идеологии в каждом районе. Перед нами задача большой исследовательской работы, краеведческого изучения религии, неразрывно связанной с антирелигиозной работой. Изучить не для того только, чтобы объяснить. Изучить и объяснить для того, чтобы изменить.


Автор-составитель: С. П. Толстов