Творчество отдельных кубачинских мастеров

При наличии издавна сложившегося четко выкристаллизовавшегося кубачинского художественного канона лучшие мастера своими работами проявляют и черты индивидуального творчества. Не выходя из рамок традиционного канона, они пользуются его закономерностями, варьируют и компонуют, в известной мере каждый по-своему. Можно думать, что несколько столетий назад, когда ислам не наложил еще на искусство кубачинских златокузнецов нивелирующего начала (почти окончательно вытравившего к XVIII — XIX вв. сюжетно-изобразительные мотивы и оставившего в неприкосновенности лишь богатую растительную орнаментику), индивидуальное начало в творчестве мастеров проявлялось ярче и полнее. Во всяком случае черты его прослеживаются на работах современных мастеров и тем ярче, чем больше они после Октябрьской революции мало-помалу стали воскрешать забытую традицию изобразительности.
Для выявления начал индивидуального творчества приведу небольшие характеристики, посвященные отдельным мастерам, с которыми я общался и которые считаются в с. Кубачи за последнее время наиболее известными.
Алихан Ахмедов и его сын Расул Ахмедов. Ныне здравствующий Алихан Ахмедов, известный кубачинский хабичу уста, т. е. гравировки мастер, по своему возрасту (родился в 1884 г.) относится к поколению мастеров, значительная часть самостоятельной деятельности которых относится к периоду после Октябрьской революции. Как уже говорилось, кубачинцы нигде и никогда своему искусству вне с. Кубачи не учились. Их единственная школа всегда — отцовская мастерская, произведения признанных местных мастеров и более или менее случайные «впечатления», вынесенные из путешествий.
Живя почти безвыездно в с. Кубачи, Алихан Ахмедов лишь в молодости выезжал на краткое время для работы во Владикавказ. Он является одним из выдающихся носителей кубачинской художественной культуры в ее наиболее чистом виде. При этом он умеет отвечать и запросам современности. В период начала артельной организации в с. Кубачи в 1926 г. Алихан Ахмедов был в числе лучших граверов, создавших прекрасные изделия нового типа (вещи широкого городского спроса), отправленные в Москву как образцы продукции на экспорт. К празднованию пятнадцатилетия Дагестанской АССР (1935 г.) Алихан Ахмедов, вместе с другим мастером (ныне покойным Ахмедом Джабаровым), был избран для выполнения заказа правительства Республики по изготовлению высокохудожественной серебряной обложки для адреса товарищу И. В. Сталину от трудящихся Дагестана. Эту почетную работу мастер с успехом выполнил. В январе 1937 г.он закончил другое правительственное задание по подготовке альбома для товарища Г. К. Орджоникидзе. В художественном оформлении этого альбома на долю Алихана Ахмедова выпала работа по основной специальности мастера.
Не имея в своем распоряжении фотографий с лучших произведений Алихана Ахмедова, мы приводим иллюстрацию, воспроизводящую одну его мелкую работу: чернильницу в виде модели кубачинского светильника (Музей восточных культур в Москве).

Рис. 46. Серебряная чернильница в виде традиционного медного литого светильника (чах) работы Алихана Ахмедова. Кубачи, 1925 г.

Серебряная чернильница (рис. 46) — интересна по форме. Это традиционный кубачинский светильник, о котором мы упоминали уже выше и который обычно делается из меди. Чернильница отлита из серебра. Светильник пропорционально уменьшен и украшен крупными разводами черневого орнамента (техника чибильгон), в отступление от более свойственной этому мастеру мелкомасштабной орнаментации. В данной работе мастер показал пример удачного применения старых местных форм для создания новых изделий, обнаружил способность моделирования и разрешения композиционных задач в художественной обработке той формы, которая в обиходе, как светильник, почти не орнаментируется. Обращает на себя внимание изящно выполненное традиционное изображение птицы (фазана), обычно имеющееся и на медных светильниках.
Алихан Ахмедов — мастер-художник. Он творчески использует все богатства кубачинского стиля, он лучший знаток кубачинского растительного орнамента. Присущая Алихану Ахмедову характерность — это, по преимуществу, орнаментация чрезвычайно мелкая и в то же время густая, истинно ювелирная, что с точки зрения эволюции кубачинского стиля является чертой модернизации, не начавшейся, разумеется, с Алихана.
В настоящий момент мастер в расцвете сил. Об этом говорят его последние крупные работы и та степень мастерства в овладении техникой, при которой резец становится орудием, способным шутя преодолевать все трудности. Летом 1944 г. Алихан со своими работами приезжал в Москву. Несколько лет назад он получил высокую правительственную награду (орден Знак Почета) за многолетнюю творческую работу.
В отношении личных качеств Алихан Ахмедов — мягкий, задумчивый, обаятельный человек, по натуре подлинный художник.
В духе укоренившегося в с. Кубачи обыкновения передавать искусство детям, Алихан Ахмедов сумел соответствующим образом воспитать сына. В лице этого последнего, ныне члена кубачинской артели, мы имеем уже вполне сложившегося молодого мастера, выполняющего самостоятельную работу. Его имя Расул. В произведениях Расула Ахмедова отражается «школа» его отца. В то же время он идет по пути самостоятельных творческих исканий.
Для ознакомления с работами Расула Ахмедова охарактеризую два его эскизных рисунка и одну недавно выполненную им серебряную вещь. Первый рисунок (из коллекций Института художественной промышленности в Москве) воспроизводит орнамент «миндурма», сделанный тушью (рис. 47, 1).Перед нами «классический» кубачинский орнамент, где единственным отступлением от старой манеры можно считать реалистическую разработку повторяющегося мотива пархикуан, во внутреннем поле которого мастер изобразил расходящиеся из центра тычинки. Эта мелкая деталь оживляет всю композицию. В кадры миндурма помещены стройные варианты тутта, первичные элементы коих («головки» — «бучи»), не отступая от норм кубачинского орнаментального канона, обнаруживают изобретательность автора, удачно построившего различные сочетания.

Рис. 47. Рисунки Расула Ахмедова. Кубачи, 1944 г.

Второй рисунок, выполненный тоже тушью (из того же собрания) (рис. 47, 2), поражает своей непосредственной легкостью. Небольшой круг имеет в центре изящное изображение летящей птицы на фоне сплошного несимметричного орнамента мелких ветвей, оснащенных «головками» (бучи) и переплетенных как бы развевающимися по ветру лентообразными зигзагами. С первого же взгляда вы признаете эту композицию чисто кубачинской, и в то же время все в ней сделано по-новому: и самая ткань узора (напоминающая мархарай, но лишенная тут спирального каркаса) и характер «головок» (представляющих вольное построение на мотивы кубачинской классики).
Третье произведение Расула Ахмедова — серебряный овальный поднос сложной работы. Предмет был обработан мастером в с. Кубачи к конкурсу на художественные изделия, организованному и проведенному управлением промысловой кооперации в Москве в 1947 г. Работа была представлена к премии и включена в состав экспонатов Всесоюзной выставки художественной промышленности и народных ремесел, организованной Комитетом по делам искусств при Совете Министров СССР в Москве в 1948 г.
Характеристику рассматриваемой работы позволю себе дать с техническими подробностями. Размер подноса 34×25 см. Монтаж был выполнен кубачинским монтировщиком Гаджи А. Мамаевым. Для удобства изложения описание начну в последовательности от центра подноса к его краям, для ориентации предлагая вниманию читателей фоторепродукцию со схематическим макетом при ней (снабженным цифрами) (рис. 48 и 48а):

Рис. 48. Серебряное блюдо работы Расула Алиханова. Из вещей, подготовленных к конкурсу на художественные изделия, состоявшемуся в Москве в 1947 г.

Рис. 48а. Макет серебряного блюда работы Расула Алиханова, изображенного на рис. 48

а) Центральный круг 1 заполнен полированным черневым рисунком (техника чибильгон), изображающим общий вид селения Кубачи на фоне гор и облачного неба. Под рисунком черневая надпись «Кубачи 1946 год»; б) Обрамляющая круг 1 розетка 2. Построена в виде круглой восьмилепестковой тамги. Основное поле розетки покрыто симметричным узором (тутта), сделанным неглубокой гравировкой с чернью (техника бенбулгон). Внутренние и внешние края розетки, а также имеющиеся в ней крупные «головки» истамбул-бикь, обработаны мельчайшим светлым орнаментом на черни (техника денид хатычиб); в) Более крупная розетка 3, обрамляющая предыдущую 2, покрыта золоченым глубоко выгравированным (техника бенбултон) симметричным узором, на фоне которого выделяются крупные черневые «головки» с внутренней мельчайшей орнаментацией (техника денид хатычиб). Вместе с тем на этих же «головках» равномерно вырезаны небольшие отдельные ярко сверкающие элементы (техника лямцла); г) Рамка 4, окаймляющая предыдущую розетку 3, украшена тонким узором типа мархарай, выполненным полированной чернью (техника чибильгон) и снабженным равномерно чередующимися светлыми, глубоко выгравированными (бенбултон) розетками «пархикуан»; д) Овальная рамка 5, обрамляющая предыдущую 4, заполнена прекрасным черневым узором мархарай, в неглубокой гравировке (бенбулгон)» В частях против ручек — крупные черневые кадры (денид хатычиб) с вписанными в них грушевидными фигурами (техника лямцла); е) Борт подноса 6 украшен чередованием золоченых глубоко гравированных (бенбультон) тамг на черневом полированном ювелирно обработанном фоне (денид хатычиб). В тамгах — черневые элементы той же техники; ж) Наружный край борта 7 состоит из пояска штампованной зерни. Ручки подноса обработаны мелкой гравировкой. Оборотная сторона — гладкая золоченая со светлым редким узором (лямцла) и вырезанной надписью — «1946 г. Кубачи, Мастер гравер Ахмедов Расул. Монтировка Г. А. Мамаева». Вещь в целом, как видим, изготовлена с применением комплекса разнообразных традиционно кубачинских технических приемов. Пышная парадность сочетается здесь с гармоничностью и строгой четкостью. Художественный стиль не отступает от канонов. Новым является лишь графический ландшафт в центре, данный в оригинальной обобщенной манере. Описанное произведение — один из лучших образцов «школы», которую теперь можно назвать «школой» не только старика Алихана, но и его сына Расула.
Расул Ахмедов за последние годы не раз приезжал в Москву в творческие командировки, которые ему предоставляют центральные органы промкооперации, а также артель.
Братья Бахмут и Абдула Топчиевы. В старом доме Верхнего квартала селения, откуда развертывается вид на крыши нижележащих построек, на балконе, нависающем над улицей, находились мастерские ныне покойных братьев Топчиевых. Бахмут умер в 1943 г. в возрасте около 75 лет. Другой брат, — Абдула, на шесть лет моложе Бахмута, умер в 1939 г. (рис. 49). Оба состояли в артели. Бахмут часто выезжал из с. Кубани. После революции Бахмут Топчиев был одним из мастеров, начавших активно обучать в общих артельных мастерских молодежь.

Рис. 49. Братья Топчиевы.
1 — Бахмут Топчиев в своей домашней мастерской. Кубачи, 1925 г.; 2 — Абдула Топчиев. Кубачи, 1936 г.

Топчиевы — знаменитые кубачинские мастера старшего поколения, имевшие за своими плечами весьма длительный стаж. Личные мастерские братьев помещались одна против другой. Каждый сидел в своей крошечной «кабине» в потоках света, обильно проникающего через стекла галереи.
Топчиевы оба по преимуществу гравировщики. Однако они внесли в художественный обиход кубачинцев нечто новое. Именно они способствовали упрочению и развитию использования цветной эмали. Они стали прекрасными эмальерами. От них уже учились более молодые мастера.
Бахмут Топчиев в 90-х годах XIX в. ездил в Петербург, где выполнил большую работу по оформлению холодного оружия. В Петербурге Бахмут Топчиев изучил изделия, обработанные цветной эмалью. Он закупил запас эмалевых красок и вместе с братом Абдулой стал самостоятельно работать в с. Кубачи по этой отрасли, традиция которой, может быть, и была тут когда-то, но к XIX в. уже утратилась. Братья Топчиевы развили на месте целый ряд приемов цветной эмали. Наиболее сложным и в то же время самобытным, т. е. связанным с чисто кубачинской техникой гравировки, является, как мы уже знаем, прием наложения цветной эмали на предварительно выполненную гравировку. Как раз в этом направлении Топчиевы, будучи отличными гравировщиками, и создали свои лучшие вещи, выдвинув на первое место именно данный прием цветной эмали, получивший тут общее признание, ставший популярным, подхваченным более молодыми мастерами. Эффект эмали по гравировке сочетается с эффектом собственно гравировки и чеканки — многоцветность красок с тонами золота и серебра. Это богатство эмальерных работ Топчиевых усугубляется еще введением в композицию декоративных пятен тонким черневым узором. При органическом слиянии сравнительно новой техники эмали с местными издавна сложившимися способами резьбы по металлу самый орнамент выигрывает в богатстве, сохраняя все особенности кубачинского стиля. Таким образом, топчиевские эмалевые изделия с гравировкой являются безусловно ценным самостоятельным творческим достижением, связанным с общей художественной культурой кубачинцев.
Индивидуальной особенностью произведении Бахмута является смелость композиции, красочность, пышность убранства. Работы Абдулы построены строже и сдержаннее. Типичная черта этого мастера — четкость узора, состоящего из очень мелких элементов. Работая по эмали, Абдула вместе с тем очень любил гладкую черневую технику (чибильгон), компонуя черневой орнамент или спокойным сплошным, равномерно густым, заполнением поля, или оставляя значительные места серебра вовсе нетронутыми и таким образом как бы подчеркивая тонкость и чистоту рисунка.
К сожалению, я не располагаю лучшими репродукциями для иллюстрирования произведений братьев Топчиевых. В Государственном Дагестанском музее (г. Махачкала) хранится круглый серебряный столик эмалевой работы, изготовленный обоими мастерами после Октябрьской революции. Этот красочный шедевр кубачинской эмали опубликован в одной из моих предыдущих работ. Поверхность столика покрыта тонким многоцветным узором, воспроизводящим в сложной композиции излюбленный кубачинский орнамент розеточного типа. Недавно Дагестанский музей приобрел другой кубачинский эмалевый столик, сходный с первым и являющийся, как мне кажется, тоже произведением Топчиевых (рис. 50).

Рис. 50. Эмалевый столик (из коллекций Дагестанского музея в г. Махачкала)

В Музее народов СССР (Москва) хранится кривая сабля в богатых серебряных ножнах, сплошь обработанных цветной эмалью в сочетании с глубокой гравировкой (бенбултон) и гладкой полированной чернью (чибильгон). Рукоятка заканчивается скульптурно выполненной головой зверя. Предмет этот был сделан Бахмутом Топчиевым в 1935 г. В Музее восточных культур (Москва) хранится весьма изящное ручное зеркало в серебряной оправе, украшенной полированным черневым узором работы Абдулы Топчиева (1925 г.).
Изделия братьев Топчиевых много раз попадали на выставки, приобретались музеями, получали почетные отзывы. Из последних работ наиболее замечательны вещи, изготовленные для советского павильона Международной парижской выставки 1937 г. Произведения братьев Топчиевых достойны того, чтобы некоторые их образцы собрать в музее с. Кубачи.
Саид Магомедов. Ныне покойный мастер родился в 1873 г. Умер в 1941 г. Его биография очень типична для старого кубачинского быта. Десятилетним мальчиком он стал обучаться мастерству гравировки. С 14 лет началась трудовая бродячая жизнь — работа по найму, сперва подмастерьем, затем мастером в мастерских, принадлежавших богатым кубачинцам, казикумухцам и армянам в ряде городов Кавказа и Украины. В 1908 г. Саид, вследствие болезни глаз, оставил производственную работу и занялся антикварной деятельностью, успев до начала империалистической войны пять раз побывать за границей с антиками. В советский период Саид работал в Дагестанском музее, занимаясь определением экспонатов по искусству Востока, реставрацией оружия и рисованием. Будучи человеком без образования, но много видевшим на своем веку и обладающим широким кругозором, Саид познал все тонкости кубачинского художественного стиля. Он неплохо разбирался также в искусстве Кавказа, Ирана, Средней Азии, Турции. Совершенно новым, возникшим после Октябрьской революции явлением художественной жизни кубачинцев должно считать графические работы карандашом и тушью, в чем мастера резца и наковальни, до того никогда не рисовавшие на бумаге, неожиданно достигли крупных успехов. Вот в этих-то оригинальных, работах по зарисовкам особенно ярко проявилось творчество Саида Магомедова. В рисунках он проявил себя крупным художником с богатым творческим композиционным замыслом. Лучшие карандашные произведения Саида хранятся в коллекциях Музея народов СССР, Музея восточных культур, Института художественной промышленности и Дагестанского музея. В начале 1937 г. по заданию правительства Дагестана Саид Магомедов подготовил рисунки для альбома товарищу Орджоникидзе. За год до своей смерти он приезжал в Москву и передал в качестве подарка для товарища И. В. Сталина большую серию своих оригинальных орнаментов, сделанных в карандаше и в красках.
Творчество Саида Магомедова не замыкалось лишь старыми традициями. Он дальше, чем другие мастера, пошел вперед (правда, не в работах по металлу, которые давно бросил, а в карандашных рисунках) по части расширения возможностей использования кубачинского орнамента в наши дни (изобразительные сюжеты, надо заметить, ему не давались, да он ими почти и не занимался). Он создал великолепные рисунки, пригодные для узорных тканей, обоев, украшения зданий и иных художественных поделок и применений.
Графика Саида в целом характерна сложностью построений, имеющих густую, почти не оставляющую пробелов, орнаментацию. Она отличается большой насыщенностью, уверенностью и, я бы сказал, законченной ритмичностью и какой-то особой, подкупающей логикой. В округлости и весомости мелких элементов, складывающих узор, сказывается рука гравера и особенность техники гравировки, которая, как известно, дает возможность мастеру, не ограничиваясь лишь контурным очертанием фигур, делать целые более или менее значительные вырезы металла.
В отношении личных качеств Саид Магомедов представлял собой довольно типичную, чисто кубачинскую фигуру. Энергичный, предприимчивый, хорошо воспринимавший новое, он был вместе с тем крепким хранителем кубачинских обычаев, общественных установлений и правил. Как никто он разбирался в антиках, снабжая ими Государственный Эрмитаж и другие музеи. Широкий кругозор в отношении распознавания древностей, большей частью восточных, этот мастер приобрел благодаря многократным торговым поездкам по городам Западной Европы. Его датировками и определениями пользовались наши музеи. Он был страстным любителем орнамента, красивых старых вещей, изделий прикладного искусства. Больше же всего он все-таки любил и понимал искусство своего родного селения и оставил после себя богатое творческое наследие.
Два-три штриха касательно внешнего облика (рис. 51) мастера. Худой, среднего роста. По-русски говорил плохо, тем не менее речь его была живой, образной, с юмором. Нрав живой и общительный. В последний раз мы с ним виделись во время экспедиции в Дагестан в 1940 г. Он был деятельным сотрудником экспедиции и, несмотря на свой почтенный возраст, совершал в районе с. Кубачи с нами экскурсии не только верхом, но и пешком.

Рис. 51. Саид Магомедов с альбомом своих рисунков. Махачкала, 1940 г.

Художественным рисункам Саида Магомедова посвящен очерк покойного искусствоведа В. Н. Чепелева, который опубликовал некоторые графические работы Магомедова из альбома, принесенного мастером в редакцию журнала «Творчество» в 1939 г. Один из рисунков изображает Спасскую башню Кремля. В. Н. Чепелев пишет: «Рисунок Спасской башни Кремля с венчающей рубиновой звездой прекрасно показывает целостное эстетическое единство узора и фольклорно обобщенной архитектурной формы. В нарисованном архитектурном облике Спасской башни сочетаются черты дагестанского дома-башни со схематизированным силуэтом Кремля. Введение орнаментальных клейм и линейное членение архитектурной формы тончайшим образом рассчитаны на ритмику включаемого в них узора. Даже стрелкам часов приданы завитки мархарая».
Помимо статьи В. Н. Чепелева, ряд зарисовок С. Магомедова опубликован был в моих предыдущих работах о кубачинцах.
Кратко охарактеризую некоторые композиции С. Магомедова, помещенные в данной книге.
1. Эскиз орнамента для оформления шкатулки (рис. 52) работы 1936 г. Все поле занимает мощный вариант узора мархарай, в центре которого помещена «головка», именуемая «курдюк». Примечательно, что в этом рисунке автор передает особенности техники бенбултон (точечный чеканный фон) и техники цубла (светлые «головки»). Из альбома Музея народов СССР (Москва).

Рис. 52. Эскиз оформления шкатулки. Рисунок работы Саида Магомедова. 1936 г.

2. Эскизы оформления двух бокалов (1936 г.). На обоих симметричный орнамент тутта. На одном из них в рисунке передана техника неглубокой гравировки (бенбултон), на другом техника полированной черни (чибильтон) (рис. 53).

Рис. 53. Эскизы оформления бокалов. Рисунок работы Саида Магомедова. 1936 г.

3. Вариант композиции (1939 г.), в которой, по словам автора, сплелись впечатления от Спасской башни Кремля и от готической архитектуры Варшавы, где С. Магомедов был в начале XX в. (из альбома Музея народов СССР, рис. 54).

Рис. 54. Композиция Саида Магомедова. 1939 г.

4. Композиция, воспроизводящая в схематизированном виде изображение кубачинского медного литого светильника «чах» (1939 г.), покрытого орнаментами мархарай — в центре, лум — окаймление и тутта (рис. 55) — на крышечке (простой обиходный светильник так не орнаментируется). Образ птицы с опущенным хвостом отличается от традиционного изображения фазана с поднятым хвостом на медных обиходных кубачинских светильниках. Из альбома Института художественной промышленности (Москва).

Рис. 55. Схематизированное изображение светильника (чах) с орнаментацией работы Саида Магомедова. 1939 г.

5. Эскиз для ткани или обоев (1939 г.) (рис. 56) — выражение самостоятельной мысли Саида Магомедова, пытавшегося найти широкое производственное применение для орнамента кубачинских златокузнецов.

Рис. 56. Эскиз для ткани или обоев работы Саида Магомедова. Махачкала, 1939 г.

Абдул-Джалиль Ибрагимов. Мастер золотой насечки, ныне покойный, имел за собой 45 лет творческого пути. Он родился в 1885 г. и начал работать двенадцатилетним мальчиком под руководством отца с 1897 г. Его отец, умерший в 1930 г., был очень знаменит. Он имел 7 золотых медалей и 11 серебряных, полученных в награду за изделия (присужденные как в России, так и в Англии, Франции, Турции и Иране, куда попадали его произведения).
Абдул-Джалиль перенял от отца богатейшую культуру мастерства обработки ценных металлов, его громадный художественный багаж. Он передал это наследие, обогащенное собственным опытом, третьему поколению — своим сыновьям. Основная специальность Абдул-Джалиля Ибрагимова — насечка золотом, т. е. инкрустация по слоновой кости, буйволиному рогу, вороненому железу. При насечке, особенно по рогу и кости, орнамент тонок и прозрачен. Крупные сплошные пятна, как мы уже знаем, не могли бы держаться прочно в прорезах основы, поэтому в насечке их и избегают. Рисунок хорошо выделяется и блестит на светлой фактуре слоновой кости, на черной полированной поверхности рога, на синем фоне вороненого железа. Надо сказать, что при насечке по железу орнамент тонок, но все же он несколько гуще, чем при насечке по рогу или кости. Золотые пятна листочков и цветов делаются несколько крупнее, так как силой сцепления металл в металле держится крепче. На поверхности золотой инкрустации в этом случае мастер делает еще легкую гравировку.
В 1913 г. Абдул-Джалиль Ибрагимов работал в Тифлисе. Кавказский кустарный комитет отправил его вещи на выставку в Петербург. Ибрагимов получил золотую медаль. В 1921 г. он поступил в одну из тбилисских ювелирных артелей, а с 1925 по 1934 г. состоял членом артели в с. Кубачи. Последние годы он работал в Кисловодске (артель имени 1 Мая), приняв участие в подготовке экспонатов для советского павильона Международной парижской выставки 1937 г.
Абдул-Джалиль Ибрагимов в числе прочих работ разрабатывал эскизы для ковровой орнаментации, стремясь, так же как и Саид Магомедов, расширить область практического применения кубачинского златокузнечного орнамента.
Не оставляя непосредственной работы с молотком и штихелем, Абдул-Джалиль Ибрагимов сумел, вместе с тем, создать значительное количество прекрасных рисунков тушью, которой лучше, чем карандашом, можно передать все особенности более тонкого орнамента насечки. Лучшие из этих рисунков (работы 1937 г.) хранятся в библиотеке Института художественной промышленности в Москве.
В рисунках Абдул-Джалиля Ибрагимова сказываются специфические особенности техники насечки, хотя они и не сделаны специально для насечки, — тонкость линий и отдельных элементов, напоминающих весенние нераспустившиеся почки. Этот стиль, как видно, отличается от стиля графики Саида Магомедова (рис. 57, 58, 59).
1. Композиция в виде круга с изображениями пятиконечной звезды, серпа и молота и с инициалами «РСФСР» (рис. 57). Узор построен сложным концентрическим поясом (Из альбома Института художественной промышленности, 1937 г.).

Рис. 57. Композиция А.-Д. Ибрагимова. Пятигорск, 1937 г.

2. Панно (рис. 58). В центре композиции круг, вписанный в овал. Внутренняя поверхность этих фигур заполнена сложным построением узора тутта. Овал окружен наугольниками и тремя декоративными рамками с пышными вариантами поясного узора лум. По мысли мастера, такого рода эскиз в какой-то мере как исходный мотив мог быть использован для ковра (Из альбома Института художественной промышленности, 1937 г.).

Рис. 58. Композиция (панно) А.-Д. Ибрагимова. Пятигорск, 1937 г.

3. Декоративные изображения орнаментальных тамг, данные в стиле двух наиболее популярных вариантов художественного стиля с. Кубачи — мархарай и тутта (Из альбома Института художественной промышленности, Москва) (рис. 59).

Рис. 59. Эскизы тамг А.-Д. Ибрагимова. Пятигорск, 1937 г.