Вопрос о сасанидском и арабском строительстве в Азербайджане. Сельджуки в Азербайджане (XI в.). След отуреченья края в искусстве. Нахичеванские мавзолеи (XVII в.)
Степи, вливаясь одна в другую, узкой полосой, зажатой с обеих сторон горными цепями, тянутся с северо-запада на юго-восток и открываются на Каспийском море; вдоль степей вьется Кура. Богатство Кавказского Азербайджана пастбищами, — зимними на низменных равнинах, летними в горах, — издавна приманивает сюда кочевников-скотоводов. Соотношение между налаживающейся культурой оседлого населения и вторгающимися в ее преемство кочевниками и составляет основную, часто прерывистую линию развития искусства Азербайджана. Вторым определяющим является включение Азербайджана в цепь международного общения по торговым путям. В зависимости от того, проходит ли через Азербайджан магистраль великого торгового пути с востока на запад, или минует его, — возвышаются и расцветают города или, наоборот, пустеют и гибнут и только линией развалин указывают древнее направление караванной дороги.
Где горы всего ближе подходят к морю, песчаное приморье перегорожено двумя параллельными, ныне сплывшимися валами. Валы подходят к самой горе, ее в себя включая, а венчающие гору скалистые пики, представляющие из себя естественное укрепление, связаны и опоясаны кольцами стен горной крепости. Так стремились оберечь население от вторжения кочевников в Хыдыр-Зынды (Беш-Бармак тож) какие-то давние хозяева края, — может быть, те же персидские сасаниды, что укрепляли от турок Дербентский проход.
«Нет никаких известий о каком-либо значении Азербайджана, персидского или кавказского, в древности в истории культа огня и религии Зороастра», замечает акад. В. В. Бартольд.
Не говоря о ряде бытовых переживаний огнепоклоннического культа (обряд двойного погребения: покойника кладут в специальные склепы при мечетях и на кладбищах, где он лежит, пока не обнажатся кости; кости везут затем в Кербалу, Мешхед или иное святое место), — «Девичья» башня в Баку, о которой тоже «нет никаких известий», в особенностях своей конструкции едва ли объяснима вне аналогии с персидским огнепоклонническим храмом — ярусной башней, лестницей добродетели. Бакинская башня снаружи — глухой цилиндр (13 x 8 саж., 2 саж. толща стены) из крупных каменных блоков: кладка — полосатая, выступающими и западающими кольцами. К круглой башне примкнут по касательной прямоугольный массив, связанный с нею узором кладки. Внутри — темные сводчатые залы (своды теперь обвалились) с семью, один под другим, нишами-очагами, объединенными, общей гончарной трубой. Ход ведет наверх улиткой, попеременно то по ступеням в толще стены, то через внутреннее помещение. Узкие щелевидные окна освещают только лестницу: они высоко подняты на 10-13 ступенек, и видно из них только небо да море.
Уже исламские, но еще до-тюркские памятники приносят с собой разрушившие сасанидское государство арабы. Мечети в Шемахе и Ахсу, слывущие за построенные Абу-Муслимом (VIII в. н. э.) и много раз перестроенные, сохраняют арабский, широкий и короткий план: три отделения мечети, каждое со своим михрабом, поставлены в ряд по горизонтали.
Сложный вопрос о начале отуреченья края (иные склонны отодвигать его ко временам хазар) упрощается для нас состоянием нашего знания. Как неясен нам до сих пор художественный облик до-турецкого населения Азербайджана, так и турецкие черты в азербайджанском искусстве мы еще не умеем следить раньше половины XI в., когда Азербайджан входит в состав Великой Сельджукии. При кипчаке Ильдегизе, атабеке сельджукского султана в Азербайджане, в мавзолеях, его визиря Юсуфа ибн-Кутайира (1162) и его жены Муминэ Хатун (1186) в Нахичевани на Араксе, эти черты выступают уже достаточно отчетливо.
В декорации этих многогранных надгробных башен применен достаточно необычный прием, известный нам в среднеазиатских постройках турецких караханидов (Рабат-и-Малик XI в. и др.). Контур бесконечного, часто звездчатого, узора составляют кирпичи, поставленные на узкое ребро: внутренние пространства между этими выступающими гранями заполнены штукатуркой, резной и штампованной, с росчерками, трехгранными углублениями, розетками. Мавзолей Юсуфа ибн-Кутайира украшен еще только узорной кирпичной кладкой и этой кирпично-штукатурной мозаикой; в Муминэ Хатун уже вводится осторожно полихромия, — голубая полива: из голубых полосок выложены буквы надписи поверху башни, голубой ниткой продернуты геометрические узоры. Верхние завершения ниш наружных стен Муминэ Хатун принимают формы ступенчатого сельджукского портала; венчающая нишка переделена по середине ребром нервюрной арки.
Но сельджукские формы не задерживаются в искусстве Азербайджана, — и в дальнейшем следить их можно скорее как исключение. Так, устойчивой оказалась форма восьмигранного мавзолея с пирамидальным снаружи и полуовальным внутри куполом, как Юсуф ибн-Кутайир (внешний купол Муминэ Хатун был, по-видимому, полушаровым); но, например, сельджукский портал встречается уже редко. Основная характеристика искусства Азербайджана — турецкое освоение персидских форм.
Искусство при кесранидах: башни Апшерона; Ханека; Шихова деревня; мавзолей Аксам-баба и круглая башня в Бердаа
Используя персидские строительные формы (пологая стрелка, приостренный короб, подвышенная к зениту полусфера, цилиндрический минарет с единственной площадкой), искусство Азербайджана отличено от персидского не только материалом (кирпич в Персии, строительный камень — известняк — на с.-в. Азербайджана), но и пониманием формы. Простота и лаконичность геометралей, мощное нагромождение которых не связано с внутренней конструкцией и является своеобразным декоративным приемом, трехмерная, профилеванная углами рамка портала, зажимающая несколько суховатое изобилие персидского цветочного узора, определенно говорят о турецком духе и вкусе. Персидские формы искусство Азербайджана умеет переводить на местный материал (вместо персидских изразцов — резной камень в Баку, выкладка из цветных мраморов в Нагорном Карабахе, прорезной расцвеченный гипс в Нухе), выдвигает излюбленные формы (стрельчатая арка со срезанным верхом на фасаде, соответствующий ей зеркальный свод, покрытие квадратного помещения пересечением двух таких сводов, причем зеркала образуют крест), знает местное мастерство. Репертуар форм искусства Азербайджана складывается при двух, следующих одна за другой, династиях повелителей Ширвана: кесранидах (они возводили свой род к сасаниду Хозрою) и дербентцах.
Кесранидам (XI-XIV вв.) пришлось и от монголов обороняться и оспаривать авторитет своей власти в борьбе с духовенством. Поэтому строят кесраниды либо укрепления, либо мечети и мавзолеи у чтимых народом святых могил. Из Шемахи они глядят уже в сторону приморского Баку, — и вот, по плоскому Апшерону протягивается цепь сторожевых защитных башен (датированные: Mapдакьянская круглая — 1203, Нардаранская — 1300). Башни, то круглые, то прямоугольные с круглыми башенками по углам, все с одинаковым верхним окаймлением, — карнизом в виде опрокинутых ступенек, — стоят посреди укрепленного двора с крестными воротами, защищенным обходом по верху стен, и т. п.: с одной башни обычно видна следующая.
Дервишское общежитие, Xанека близ Аджикабула (ок. 1256), объединяет элементы военного и религиозного строительства: монастырь обнесен крепостной стеной, мощный минарет высится в центре, как наблюдательная башня. Низенькую келью над могилой св. Пир Гуссейна перепоясывал эпиграфический фриз — синие рельефные буквы по золотистой растительной прописи; низ стены был выложен плоскими расписными восьмиконечными звездами в чередовании с лазурными заостренными крестами (изразцы ныне в Ленинградском Эрмитаже, в Тифлисе в музее Грузии и в Гос. музее в Баку). Вся южная стена примыкающей мечети орнаментирована рамками из резного гипса: обрамление михраба представляет повторяющееся, выложенное из мелких звездочек, очертание лампады.
У могилы дочери имама Ризы в Шиховой деревне возникают: кубическая усыпальница, где четыре массива по углам планового квадрата, связанные стрельчатыми арками, несут рубчатый купол на гранном барабане; прямоугольная, крытая по длинному стрельчатым сводом мечеть; примкнутый к ним минарет, стройнее ханеканского, но с тем же чередованием кубического основания и цилиндрического тела, расходящегося сталактитами в площадку муэдзина, увенчанную круглой башенкой. На стене мечети — надпись мастера Махмуда, сына Саада, строителя Нардаранской башни и мечети в Бакинском кремле (ок. 1300).
Наконец, кирпичный мавзолей в Бердаа — шестипролетная открытая беседка Аксадам-баба и круглая башня, имевшая дату 1322, — украшены изразцами. В Аксадам-баба это набор лазурных и черных с процарапанной глазурью плиток, образующих по панели, на парусах и на потолке звездный узор. По внешней поверхности круглой башни лазурные кирпичи среди неглазированных выписывают ромбами куфическую монограмму имени божия, а в мозаичную разделку двух порталов введены, кроме лазурной и черной, еще белая полива и, кроме геометрических, растительный лилейный узор.
Искусство дербентской династии: бакинский хан-сарай
«У джагатаев существовал обычай при доставлении подарков давать всего по девяти штук. Ибрагим выполнил этот обычай, но рабов выставил только восемь. Когда принимавший дары спросил, где же девятый, Ибрагим ответил: «Это я». Такой искусный поступок Ибрагима… сразу доставил ему расположение Тимура, который назвал его сыном и наместником Ширвана. С этих пор Ибрагим стал другом Тимура и сопровождал его во многих походах». Так рассказывает легенда об утверждении власти Шейх-Ибрагима, основателя новой династии ширваншихов, дербентцев (XIV-XV в.). И правда, дербентцы держатся Тимуром и тимуридами.
При Халиль-Уллахе I (середина XV в.) застраивается цитадель опоясанного кольцами стен Баку — бакинский ханский (собственно шахский) дворец. Старая центрально-купольная мечеть (зачерчена А. М. Павлиновым, детально обмерена И. Наби-оглы; сгорела в 1917 г.) опирала тяжесть сводов на четыре внутренние колонны; к мечети примкнут впоследствии восьмигранный мавзолей дервиша с пирамидальным снаружи и полуовальным внутри куполом, орнаментированным внутри по потолку и стенам врезанной в штукатурку окрашенной известкой. Собственно дворец, с полукрепостным низом (узкие щелевидные окна-бойницы), предназначенные для служб, хранит следы достроек (звенья сводов в помещениях нижнего этажа). Впечатление растянутого фасада разнообразится гранными выступами с полуоткрытыми лодками наверху. Плиты известняка выложены чередующимися широкими и узкими горизонтальными полосами. Восьмиугольный, с нишами по стенам «тронный» зал открывается простым порталом со стрельчатой, срезанной наверху аркой: эта арка и зеркальный свод, до сих пор излюбленные в Азербайджане, многократно применены в строениях дворца. Более сложны и нарядны резные порталы «судилища», восьмигранного купольного павильона, опоясанного колоннадой и стоящего посередине окруженного такой же колоннадой квадратного двора, и усыпальницы матери и сына хана, с уже виденным нами крестовидным планом и граненым куполом, убранным узором из четырехконечных звезд.
Геометрическая, планированная уступами «турецкая» рамка портала охватывает щедрый растительный «персидский» орнамент каменной резьбы тимпана; врезанная в тимпан четвертьшаровая ниша разделана раковиной с углубленными бороздами, радиально сходящимися к зениту; свисающие гроздья сталактитов переводят округлые очертания ниши в прямоугольник входа с дверным пролетом в средней и нишами в боковых стенах. Небольшие отличия между порталами судилища и усыпальницы сводятся к тому, что, например, имена бога, пророка и его семьи (в распространенном шиитском изводе) даны на судилище в прямоугольных медальонах, на усыпальнице — в заостренном кверху овале, и т. п. Наиболее похожи эти бакинские порталы на турецкие мамлюкские в Египте.
Через сто с лишним лет, когда Ширван становится на некоторое время османским пашалыком, ворота султана Мурада (1586) в бакинском ханском дворце сооружаются не по схеме сельджукско-османского портала, но повторяют этот бакинский тип. Небольшое отличие только в том, что тимпан оставлен незаполненным орнаментом и только обведен кантом из скрещивающихся параллелей, наверху по углам вставлены сложные розетки, а по краям введены парные полуколонки, граненые и витые.
Искусство Азербайджана при сефевидах. Строительство шаха Аббаса I в Баку и Гандже
Сефевиды, происхождением тюрки из персидского Азербайджана, враждовавшие с последними дербентцами (так, при захвате Баку в 1501 г. были осквернены могилы ширван-шахов), в половине XVI в. окончательно низлагают их и присоединяют Ширван к Персии. И опять линией каравансараев прочеркиваются торговые пути, поднимаются по городам укрепления. Сефевидские каравансараи то с внутренним двором по плану медресе (разобранный Шах-Аббасов каравансарай в Гандже), то прямоугольные, крытые стрелкой по длинному, с круглыми башенками по углам (Ходжа-Гассан, Балаханы: декоративные в камне башенки передают глинобитную конструкцию). Построенные Шах-Аббасом в бакинском кремле «шемахинские» ворота (1618), с двумя в ряд пролетами, навесными над ними балкончиками снаружи и защищенным обходом по стене с бойницами внутри, на лицевой стороне балкончиков имеют плоские резные изображения геральдических львов (такие же львы на фасаде каравансарая в Ходжа-Гассане) по сторонам коровьей головы. Возможно, к этому времени относилась и разобранная ганджинская крепость. Шах-Аббасова мечеть в Гандже, обычного центрально-купольного крещатого плана, отличена монументальными размерами (7 саж. внутренний диаметр) своего приземистого, приостренного к зениту купола: купол лежит на низком восьмиграннике, к которому примыкают четыре портала. В окнах сохранились фигурные рамы, где тема букета, вырастающего из вазы, выполнена набором цветных стекол. Входной портал ворот с разлогой сталактитовой нишей венчают парные минареты.
Время мелких ханств (XVIII в.): тип и живописное убранство ханского дворца; дворец в Нухе. Городское строительство в XIX-XX вв.: азербайджанский ампир, эклектизм, национальное и конструктивное течение в новой архитектуре
Ослабление Персии в XVIII в. ведет к образованию в Закавказье ряда мелких ханств: от этого времени сохранился ряд дворцов, а также домов, в которых потомки владетельных родов жили уже как частные лица после ликвидации ханств Россией (нач. XIX в.). На народно-бытовой основе в сочетании с представлениями о роскоши тегеранского дворца слагается тип богатого жилья, устойчиво-единообразный от Нухи до Нахичевани.
Дворец, обычно, двухэтажный. Фасад расчленен горизонтальными, по этажам, карнизами, вертикальными, связывающими оба этажа, пилястрами; иногда края замкнуты выступающими на фасадную сторону ризалитами, или же линия фасада прерывается сталактитовыми нишами балконов. В плане дворец — удлиненный прямоугольник с фасадом на одной из широких сторон. Убранство фасада — фигурной кирпичной кладкой; в Нухинском дворце (1756) декорация фасада из прорезного и расцвеченного черным и красным гипса местной добычи. Выходящая на фасад стена главного зала сплошь из окон: деревянная решетка с геометрическим узором держит цветные стекла, низ окна — подвижный и убирается вверх, когда окно открывают. На противоположной стене по углам отгорожены внутри небольшие комнатки — опочивальни, кладовые. Стены расчленены аналогично разделке фасада — горизонтальным карнизом, вертикальными пилястрами: простенки и забранные ими ниши, в верхнем ярусе — приостренные, в нижнем — сталактитовые, украшены живописью. Это — цветочный узор, кипарисы, обвитые гирляндами роз, широко раскидывающие круглую крону деревья с плодами, вырастающие из вазы букеты: среди ветвей и цветов птицы, по бокам внизу, в геральдической зеркальной композиции, — львы, газели, павлины.
Встречается и фигурная живопись: в нишах — женщины в высоких тиарах, с цветком в руке, на потолке — гурии в красных шароварах, с ниткой жемчуга в волосах. Верхний, переписанный позже карабахскими мастерами, зал нухинского дворца переделан по середине узким непрерывным фризом со сценами войны и охоты. Живопись, чем новее, всё дальше уходит от мелочной персидской каллиграфичности к по-турецки выразительному лубку, но затем вытесняется эффектами зеркальных стен и зеркальных сталактитов.
Приток европейских форм дает по началу довольно своеобразный извод «азербайджанского ампира», где ступенчатый аттик комбинируется с помещенной в центре фасада стрельчатой аркой воротного пролета (дворец бакинских ханов, — Крепостная, 44).
Середина XIX в., эпоха мещанского эклектизма, и в Азербайджане производит свои разительные эффекты, вроде того, что новый Баку оказывается отстроенным в стиле позднего Возрождения, и изукрашенный колоннами фасад в сочетании с плоской крышей производит впечатление погоревшего дома. Попытки найти для Азербайджана строительный стиль, который более соответствовал бы местным условиям, чем стиль итальянского или северного Возрождения, приводят последовательно к созданию: построек в ублюдочном европейско-мавританском стиле табачных коробок и зельтерских киосков (бакинский вокзал и мн. др.); построек, в которые декоративно вводятся детали из старой азербайджанской архитектуры; и, наконец, построек, где монументальная традиция этой архитектуры, взятая в ее основных конструкциях, пропорциях и формах, кладется в основу нового архитектурного организма (внутренние аркады дома служащих бакинского трамвая. Эта строгая традиция обжитых и оправленных местных форм часто отлично вяжется с конструктивными устремлениями нового строительства фабричных корпусов, рабочих домов и поселков.
Низовое крестьянское искусство — вне хронологических рамок. Кочевническая, абстрактно-геометрическая обработка персидских растительных мотивов в ковре. Частное жилье, деревенский «пир». Скульптура резных надгробных камней. Опыты изобразительной живописи
Культовые, репрезентативные или общественного значения «официальные» памятники, допускающие хронологическое определение, являющиеся произведением изолированного мастерства, тонут в безбрежном море «частного», низового, домодельного, безымянного крестьянского искусства. Кочевники, полукочевники, живущие в юртах и кибитках, обитатели пещер и землянок — насыщают элементами искусства изготовляемые ими для себя предметы их нехитрого обихода. Особенное значение в этом палаточном, кибиточном обиходе получают ткани, войлоки, ковры — архитектура кочевника. Ковровая карта Азербайджана совпадает с его этнографической картой: в одном и том же Кубинском районе татский Пребедиль резко отличен от тюркских Чичей. Но турецкая кочевая, геометрическая стихия — восьмигранные медальоны, косые грабли, крючья — явно одолевает, сводя персидские растительные изгибы, цветы и листья к своему угластому, отвлеченному приему. Границы ковровых районов «заходят» друг за дружку: безворсовые кубинские сумахи близки к дагестанским; мотивы бродят, иногда сознательно имитируются (ширванская имитация ковров из Чичей — «ширван-чичи»). С этими оговорками можно наметить такие суммарные характеристики. По левому берегу Куры с северо-запада на юго-восток: кубинские ковры — с «бараньими головами» и плывущими лебедями; шемахинские — с крестом из четырех Т в восьмиграннике; бакинские — с узором из отдельных гранников, часто в ступенчатом или крючковатом обрамлении. Ковры правого берега Куры, с запада на восток: казахские, с S-образным мотивом; карабахские, с геометрической стилизацией всадников, лошадей, верблюдов (такой же характер носят ковры и по ту сторону Аракса); Ганджинский район, занимая серединное место между Казахом и Карабахом, эти элементы комбинирует.
Крайне пеструю картину частного строительства, помимо местного материала (камень, дерево, кирпич-сырец) и этнографической группы, определяют и климатические условия: кровли, плоские на засушливом Апшероне, поднимаются скатами в Нухе, дальним выносом своим образуют крытые обходы-галереи на столбах вокруг всего дома в Ленкорани … И простейшие образчики культовой архитектуры — мавзолеи над чтимыми могилами, деревенские «пиры» — дают в миниатюре формы то жилья, то мечети, иногда даже купольной.
Кладбища Азербайджана (например, Карагаджи близ Агдама) часто объединяют надгробия от каменных ящиков, «дольменов», «менгиров», и до погребений наших дней. Любопытно установить давнюю традицию некоторых форм и орнаментальных мотивов: так, окаймляющая рамка-побегун одинакова на старом надгробии Беш-Бармака и новом, в Ленкорани. Надгробные камни оформляются иногда, как круглая скульптура, в фигуры баранов и лошадей: вертикальные стелы приобретают человекообразные очертания — плеч, шеи, головного убора. Кроме ленточных плетений, растительных разводов и вязи арабских надписей, в резной узор надгробных камней вводятся также архитектурные элементы — ступенчатые нишки михрабов. Характерно найдены в примитивном контуре изображения вещей из обихода покойника, «перечисляемых» на обороте стоячих стел: лошадь, сокол, ружье, пороховница у мужчины, — ожерелье, зеркало, гребень, сундук у женщины. И здесь можно наметить тенденцию к объединению элементов в картинку: на лошади уже сидит и всадник, сокола он держит на руке, и т. п.
В Азербайджане, в большинстве шиитском, где на стенах мечетей висят лубки-иконы с нимбами вокруг голов, а то и всей фигуры, Али, Гуссейна и других персонажей, нельзя говорить о «запрещении» изображений или отвращении к ним. Причину неизобразительного уклона искусства Азербайджана нужно искать в кочевнической привычке к отвлеченному узору. И здесь можно наметить некоторый сдвиг — в сторону изображения. Арбы, раньше узорные, на глазах получают фигурную роспись, ткутся портретные «ленинские» коврики: приходящий из города газетный фотографический материал творчески перерабатывается в художественные ценности.
«Азербайджан еще знает старинные формы искусства, уже забытые западом. Здесь поют ашуги, живет музыкальная импровизация, не ушел из быта орнамент, все, чем любуется запад в музеях, здесь сохранилось в жизни» (С. Городецкий). Старая культура денационализовала верхи, раскалывала искусство на барское и мужицкое, предопределяла пренебрежительное отношение к «неумелой кустарщине». Новому искусству Азербайджана, развивающемуся под знаком национального возрождения, необходимо учесть опыт и этого, мудрого в своей простоте, «низового» искусства.
Автор: В. Зуммер