Влияние на китайское искусство религии, философии, науки
Религия народов и их искусство всегда находились в самом теснейшем общении. Искусство играло служебную роль у религии, воплощая отвлеченные идеи в живые, доступные восприятию образы, популяризируя религию, связывая ее с жизнью.
Искусство было той лестницей, по которой религия сошла с неба на землю.
В свою очередь, искусство в начальной стадии своего развития черпало в религии содержание и форму, имело возбудителя к самосовершенствованию, к изучению некоторых отдельных предметов. Когда же общественная жизнь развилась настолько, что религии индивидуализировались, — искусство, возымевшее стремление освободиться от тесных рамок религиозной опеки, принуждено было терпеть гонения и насилия, и много веков потребовалось, чтобы оно могло, хоть относительно, освободиться от религиозного гнета.
В Китае, больше чем где-нибудь, искусство было в крепостной зависимости у разных религий, почему мы не имеем в настоящее время ни портретов, ни фигур общественных деятелей и вообще частных лиц, а все проявление китайского гения видим исключительно в трактовании религиозных сюжетов по строго предписанному плану.
В настоящее время наиболее распространенными религиями в Китае считаются: даосизм, буддизм, ламаизм и ислам.
Первая из них самая древняя; основателем ее считают Лао-цзы, родившегося в 604 году до Р. X. Он был хранителем архивов, а под конец жизни удалился от мира, вследствие чего некоторые из его последователей живут отшельниками в лесах. Свое учение он изложил в книге Дао-дэ-цзин, «учение о пути и добродетели», и первоначальной причиной всех вещей считал высший разум, называемый им «дао». Иероглиф, употреблявшийся для этого слова, буквально означает «путь», причем философ подразумевал под этим словом все пути физические и духовные, ведущие человека к совершенству.
По этому поводу он сам говорит: «Дао больше чем путь; это путь и путник вместе. Это вечная дорога, которую проходят все существа и предметы. Ее не создало никакое существо, так как оно само есть Существо. Оно все и ничто, причина и следствие. Все предметы происходят от Дао, соответствуют Дао, и под конец возвращаются к Дао».
Учение Лао-цзы, в высшей степени отвлеченное, не могло быть принято во всей своей чистоте китайцами вследствие их материализма и впоследствии оказалось значительно искаженным и разукрашенным массой суеверий далеко не поэтического характера, колдовством, алхимией и различными гаданиями, составляющими слабость китайцев, почему эта религия насчитывает в Китае наибольшее число последователей.
Даосизм, как религия, был, собственно, главным фактором развития китайского национального искусства. По своим главным чертам это искусство мелких изделий, так называемое «малое искусство», прелесть которого заключается в своеобразном чувстве природы, тонком понимании требований декоративности и отчасти в изысканном, отчасти наивном вкусе.
Это национальное китайское искусство, составляющее полнейшую противоположность буддийскому, все же сохранило на себе некоторые следы стремления к монументальности размеров и фантастичности форм. Тянущаяся на тысячи верст китайская великая стена есть произведение национального искусства. С другой стороны, древние образцы живописи на шелке и бумаге, хотя и не говорят о силе пламенного воображения китайского художника, но проходящие в них неясной нитью мечты чувственности и сонные грезы о природе приближают их к произведениям фантастического характера.
Основатель даосизма Лао-цзы изображается китайцами в виде бородатого, плешивого с сильно развитым спереди черепом человека, едущим на быке или олене. Некоторые европейцы-исследователи совершенно ошибочно принимали это изображение за фигуру бога долголетия, хотя, в Китае, за отсутствием мифологии, которая возникла бы из народных верований, вообще существовала потребность обоготворять отвлеченные понятия. «Гуань-лао-е», или, как говорят китайцы, просто «Ла-ое» — бог войны и покровитель торговли, восседающий на алтарях многих храмов и изображаемый в живописи во всех почти частных домах, — не кто иной, как полководец Гуань-ди, живший при династии Хань. Часто упоминаемые восемь китайских мудрецов, восемь бессмертных, «ба-сянь», сделались неизбежными объектами китайского изобразительного искусства. К числу даосских символов, нашедших себе выражение в китайском искусстве, принадлежат: персиковое дерево, его цветы и плоды, знаменующие долголетие; круг, разделенный на темную и светлую части кривой линией в виде буквы «S», обозначающий различие и взаимодействие двух начал, так сказать, символ происхождения мира от «ян» и «инь»; и летучая мышь, считаемая некоторыми буддийским символом.
Буддизм возник в Индии около 500 лет до Р. X. В результате преобразования древнего браманизма князем Гаутама-Сиддхартха из рода Шакья, получившего название Будды, т.е. «просвещенного». История жизни этого великого учителя окружена дымкой многочисленных легенд, достоверно же в них то, что он отказался от земных суетных почестей и семейных радостей, оставил свою любимую жену и сына, удалился от мира и спустя некоторое время явился в качестве проповедника, но уже новым, просвещенным, заглушившим в себе все человеческие страсти и желания. Умер Гаутама, «перешел в нирвану» между 470 и 500 годами до Р. X.
Сущностью буддийской мудрости явилась мудрость браманов, от которой уцелел пантеизм и вера в переселение душ, но вместо богов появились святые, вместо самобичевания — удаление от мира в монастыри. Нирвана получила значение высшего блаженного состояния, конечного пункта всех странствований души, для которой в этом состоянии наступает вечность без снов и забот.
Последователи Гаутамы индусы, имевшие обширное учение о богах, вскоре не только превратили Будду в бога, но и украсили учение его своеобразными мифами, рассказывавшими о существовании многих будд. Истинные будды рождались еще раньше Гаутамы, могли рождаться и после него. Второстепенные будды получили название бодхисаттв и каждый благочестивый человек должен был стремиться к тому, чтобы по смерти своей снова явиться в виде бодхисаттвы.
Скульптура сидящего Будды Яошифо — Будды Врачевания. Династия Юань, начало XIV в. Мастерские Цзиндэчжэнь. Фарфор, лепка, формовка, прозрачная глазурь «циньбай».
Китайская форма буддизма отличается от индийской, как и последняя отличается от наиболее чистой формы этого учения, кажется, единственно сохранившейся до настоящего времени в Бирме. Существует общая всем формам буддизма триада; наибольшим почтением пользуется Майтрея (монгол. «Майдари»), «буддийский Мессия», называемый по-китайски Ми-ло-фо. Существует множество почитаемых бодхисаттв, находящихся в известной стадии перерождения, пока они не достигнут освобождения от перевоплощений в земные существа.
Таким образом, к сонму небожителей присоединилось целое полчище второстепенных богов и демонических полубогов (которые нередко олицетворяют собою отвлеченные понятия).
В настоящее время китайский буддизм очень сложен и разнообразен. Отличительная черта его та, что поклонение Будде приняло чересчур материальный характер. В этот культ введено поклонение многочисленным низшим существам, вследствие чего китайский буддизм становится похожим на сложную политеистическую религию.
Влияние на китайское искусство буддизма, как религиозной системы, подобно вообще влиянию Индии, откуда пришло новое учение, было очень плодотворно. Под этим влиянием китайская цивилизация в первые века династии Тан достигла своеобразного расцвета. Создавшееся в общественной жизни стремление к духовно-прекрасному отразилось на всех произведениях китайского искусства.
Преобладавшие и до того времени изделия из бронзы и нефрита: чашки, трубочки, ящики, ручки для кистей получили весьма изящные формы. Содержание орнаментальных мотивов составляли очень натурально изображаемые на плоскости и в рельефе буддийские символы: листья смоковницы, пара рыб, одностворчатые раковины, лотос и др. Живопись трактовала легендарные эпизоды из жизни Будды, пользуясь для этого длинными свитками шелка. К этому времени относятся попытки портретного письма, столь условного, что его скорее можно отнести к области иконографии. Ландшафт и животные по-прежнему занимали внимание художника, причем к китайским священным животным прибавились часто изображаемые в буддийском искусстве слоны и львы. Лев «фо», похожий больше на собаку, начинает фигурировать с этого времени в изделиях из бронзы, камня и фаянса, то изображая храмового стража довольно свирепого вида, то стража у дворцовых ворот, то как украшение предметов домашнего обихода, то, наконец, как мотив рельефного орнамента. Индийский священный крючковатый крест — «свастика» (кит-вань), вместе с буддийскими звездчатыми орнаментами проникает в китайское искусство и нередко служит основным элементом запутанных прямолинейных узоров. Этот крест с принятием буддизма японцами сыграл большую роль в японской орнаментике.
Сосуд с изображением цветов в картушах и геометрического орнамента в виде буддийских свастик. Династия Мин (1368-1644). Марка подглазурным кобальтом и период Ваньли (1573-1619). Мастерские Цзиндэчжэнь. Фарфор, глазурь «блю пудр», роспись полихромными эмалями «доуцай» в резерве.
Вообще буддийское искусство в Китае было представителем идеализма и иностранного классицизма, поэтому, естественно, что реакция даосов в IX веке, обнаружившаяся во всей духовной жизни Китая, произвела в китайском искусстве возврат к формам более национальным и реалистическим.
Ламаизм — тибетская форма буддизма, введенная в царствование Юаньской династии. Это учение существенно отличается от чистого буддизма тем, что обещает реальное блаженство и отодвигает на задний план отвлеченную Нирвану. Глава тибетской церкви Далай-Лама представляет воплощение живого Будды и непогрешим, как римский папа.
Последователи тибетской формы буддизма изобрели механический способ молитв, чтобы накопить побольше религиозных заслуг, ускоряющих достижение блаженства. В числе этих механических приспособлений первое место по своей распространенности занимают молитвенные колеса с написанным в них бесчисленное множество раз изречением: Ом мани падме хум — «о, драгоценность в цветке лотоса!», причем под драгоценностью подразумевается Будда, изображенный сидящим на троне из лотоса.
Ламаизм внес в китайское искусство целые сонмы полубогов и святых; из них наиболее популярных насчитывается свыше 300. Этим ламаизм побудил другие религии Китая из соревнования увеличить число своих святых. В результате всех этих взаимодействий образовалась богатая китайская иконография, — предмет до сего времени совершенно не исследованный.
Живопись с натуры под влиянием ламаизма начинает переходить к мелочной и пестрой работе. Преобладают религиозные темы, в числе которых первое место занимает великий лама — живой будда. Его портрет представляет интересную реакцию против схематизма в области изображения богов. В некоторых случаях божественное соединяется с земным весьма причудливым образом. Фигура обыкновенно выполняется согласно требованиям религиозного канона (буддийского), голова же изображается столь реально и в то же время художественно, что, каково бы ни было содержание художественного произведения ламаистского культа, — его никоим образом нельзя смешать с буддийским.
Ислам в Китае мало отличается от арабской формы этой религии, вследствие особенной религиозной замкнутости китайцев-магометан, в религию которых могли вкрасться только незначительные отклонения от основной ее формы; сущность же китайского ислама остается неизменной. Его влияние на китайское искусство, выразившемся, главным образом, в формах и орнаменте бронзовых сосудов, как принадлежностей мусульманского ритуала, не было широким, хотя и вплело в пышный венок китайской орнаментики характерные арабские мотивы.
Говоря о религиях в Китае, необходимо упомянуть о знаменитом китайском философе Конфуции, которого в Европе считают основателем религии, называемой конфуцианством. Конфуций, Кун-фу-цзы или, вернее, Кун-цзы, как его называют китайцы, родился в 551 г. до Р. X. Все его учения имели характер житейской мудрости; он учил своих последователей делать жизнь на земле счастливой при помощи ума, вежливости (церемоний), доброжелательности и вкуса.
После смерти Конфуций был причислен к лику святых, но никакой религии не основал, оставив после себя философско-нравственное учение практического характера.
Конфуций, по его словам, всегда оставался верным древнейшему культу Неба, бывшему и в то время господствующей народной религией в Китае. Как далее будет указано, этот культ характеризовался полнейшим отсутствием идолов и изображений, а потому и храмы в память Конфуция, представляют залы, украшенные только именем философа, его учеников и изречениями.
Таким образом, общераспространенное мнение о том, что в Китае существует особая религия, «конфуцианство», в сущности лишено основания и является результатом недостаточного знакомства европейцев с духовной жизнью Китая даже до настоящего времени. Учение Конфуция было охотно принято китайцами и до сих пор еще ему неуклонно следуют в Срединном государстве. Даже в китайских школах обучение до последнего времени начиналось с заучивания наизусть изречений Конфуция.
Его учения нашли себе выражение главным образом в трех книгах: Лунь-юй — «Конфуцианские разговоры», Да-сио — «Великое учение» и Чжун-юн — «Учение о Середине», заключающее в себе изречения мудреца в наиболее популярной форме. Обходя все сверхъестественное, не задаваясь вопросами о происхождении и будущем человека, Конфуций старался выработать путь к достижению личного и общего счастья на земле. Он говорил: «Когда не знаешь жизни, то как же знать, что такое смерть».
Всех людей Конфуций делил на несколько групп: «Те, которые от рождения обладают знанием, составляют высший класс людей. Те, которые учатся и достигают знаний, составляют следующий класс. Далее идут глупые и тупоумные люди, которые, однако, преуспевают в учении. Глупые и тупоумные, которые не учатся, — составляют самый низший класс».
Идеального человека Конфуций снабжал обязательно знанием приличий, но самого себя все же не считал таковым: «В пути высшего человека есть четыре вещи, из которых я не достиг ни одной, а именно: служить отцу так, как я хотел бы, чтобы сын служил мне. Служить государю так, как я хотел бы, чтобы мой слуга угождал мне. Служить старшему брату так, как я хотел бы, чтобы мой младший брат служил мне. Поступать с другом так, как я хотел бы, чтобы он поступал со мной. Высший человек настойчиво развивает в себе добродетели, но мало говорит о них. Если у него есть какой-нибудь недостаток, то он сдерживается. Если у него проявляется словоохотливость, то он не дает ей ходу. Итак, слова соответствуют его поступкам, а поступки — словам. Не совершенная ли искренность образует высшего человека?..»
Что Конфуций не намерен был создавать особый культ, подтверждается, кроме житейского утилитаризма его учения, следующими его словами: «Если мои правила привьются, то это их судьба; если же они не будут приняты, то и это их судьба».
Насколько эти правила привились, должно быть известно всякому, имеющему хотя бы некоторое знакомство с жизнью Китая. Из книг, содержащих учение Конфуция, которым до сих пор во всех моментах своей жизни руководствуются китайцы, следует указать еще на Ли-цзи, заключающую в себе обряды и церемонии на все случаи жизни.
Таково в общих чертах учение Конфуция, лучшее знакомство с которым возможно лишь при непосредственном изучении конфуцианской литературы; руководством может послужить «Очерк истории китайской литературы» профессора Васильева, а также Grube «Geschichte der Chinesischen Litteratur».
Некоторые европейские авторы ошибочно указывают также на ламаизм, как на государственную религию Китая. Конфуцианские обряды, будучи обязательным гражданским культом, — не мешают тому, что государственной религией Китая является культ Неба, древнейшая религия, происшедшая из более грубых верований, обоготворяющих силы природы, каким в настоящее время является шаманство. С культом Неба непрерывно связан культ предков, основывающийся на том, что души умерших, по верованиям китайцев, продолжают влиять на судьбу живых. Таким образом, по китайским воззрениям, «свидетельствовать признательность Небу есть первый долг человека, а выражать благодарность предкам — второй».
Бесплотные духи распределены на главных — небесных и второстепенных — земных. К небесным принадлежат духи неба, земли, солнца, луны и звезд, к земным относятся духи гор, рек, лесов и т.п. Верховным божеством признается Небо — «Тянь», от которого зависят движения небесных светил, времена года, день и ночь, а также забота о произрастании хлебов и о людских делах.
Китайцы верят в небесный Промысел и судьбу — Тянь-мин, и называют небо верховным правителем, «Шан-ди». Жертвы Небу приносятся до сих пор в храмах, посвященных ему, из которых, наиболее достопримечательный находится в Пекине. Эти жертвы мог приносить только император по установленным веками правилам, так как жертвоприношения существовали, судя по китайским источникам, еще при императорах Яо и Шунь, за две с лишним тысячи лет до Р. X.
Жертвоприношение в честь Неба совершалось три раза в год: во время летнего и зимнего солнцестояния и в начале весны; Земле — «Ди», считаемой супругой Неба, приносятся жертвы два раза: во время летнего солнцестояния и по окончании жатвы. Жертвоприношения Небу сжигаются, а Земле закапываются в землю, дабы скорее доставить по назначению приносимые в жертву предметы.
Солнцу император приносил жертвы в нечетные года, а луне — в четные. В другое время для этой цели командировались князья, которые также приносили жертвы и другим божествам. Из духов особым почитанием пользуются Лун-ван — «Князь драконов», которому приносил жертвы сам император.
В основе культа предков лежит принцип сыновней любви. По верованиям китайцев, родители после смерти должны пользоваться таким же почитанием, как и при жизни. Учение о сыновнем почитании было подробно разработано Конфуцием, ставившим его одной из необходимых добродетелей для достижения идеала «высшего человека», и это, по всей вероятности, послужило причиной, вследствие которой учение Конфуция смешивается с государственной религией и считается иногда в европейской литературе самостоятельным и оригинальным религиозным учением.
Однако, как часто можно заметить в Китае, поклонение предкам не вытесняется никакой другой религией и одинаково в домах буддистов и даосов можно встретить таблицы с именами предков. Причина, очевидно, заключается в том, что в Китае почти нет ни одной религии в чистом виде; буддист признает даосских божеств, даос — буддийских и все они одинаково выполняют культ предков.
Такова уж, воспитанная в течение многих веков в безмерном почитании своих авторитетов, душа китайца.
Китайское искусство до настоящего времени слишком мало известно и, кроме того, плохо понимается. Причина недостаточного понимания вообще восточной культуры заключается в том, что европейцы пытаются углубиться в нее лишь с помощью сухого знания, в то время как следует постоянно помнить, что в Китае наука и искусство связаны внутренне. История китайской культуры как в зеркале, отпечатлелась в восточном искусстве. Ученый, который бы не был в то же время музыкантом, нечто неизвестное в стране Конфуция; это потому, что как в науке, так и в искусстве (музыке) господствует великий ритм числа. Наука без ритма, без музыкального размера, вещь неизвестная в Китае. Этим объясняется и то, что великие ученые были почти всегда поэтами.
Для образованного китайца красота всегда была прибежищем во всех печалях и бедствиях.
Синологи едва лишь начали понимать значение искусства для истории Китая. Это происходит в значительной мере от того, что китаец бережет свое искусство для себя, а с другой стороны мы сами довольствуемся собиранием произведений китайского искусства, не стараясь понять глубже его смысла. Китайская живопись, например, совершенно не признается в Европе. На нее смотрят или как на любопытную редкость, или как на продукт промышленного искусства.
Для того, чтобы действительно оценить китайское искусство, нужно хотя бы на время освободиться от своего западного эстетического багажа, от всех идей, которые поочередно с давних времен порабощают европейское общество. Нужно познакомиться с китайской философией, так как китайское искусство (особенно живопись) есть в сущности проявление буддийской философии, примешанной ко всем религиозно-философским системам, бывшим в Китае до распространения буддизма. Величайшие китайские художники были, как указано выше, — вместе с тем поэтами и философами, почему, с точки зрения западных принципов, они передавали природу слишком субъективно, пренебрегая часто внешними формами.
При таких условиях мы поймем, что китайское искусство стремится быть зеркалом духа, живущего в мировой бесконечности, и это понимание, быть может, откроет для нас уголок завесы, еще столь плотно скрывающей от европейцев истинный смысл восточной культуры.
Автор: П. Гладкий