Города и епископы в Ломбардии
В борьбе империи и папства на почве Италии при переходе ее в XII столетие мы наблюдаем две новые черты. С одной стороны, меняется самый характер борьбы: в Риме духовные в интересы все более уступают место интересам политическими. Дело идет уже не о том, чтобы обеспечить церковь от вторжений светской власти, как это было в XI веке, а о том, чтобы защитить светскую власть папы и помешать императору утвердить свое владычество в Италии. С другой стороны, рядом с церковной иерархией и феодальной монархией выступает новая политическая сила — вольные городские общины Ломбардии, являющиеся представительницами национальной идеи в Италии.
В XII веке Ломбардия была страной муниципального духа по преимуществу. Если и нельзя установить непосредственной преемственной связи между римскими муниципиями и городскими общинами средних веков, то несомненно все-таки, что именно в Ломбардии городская жизнь сохранилась лучше, чем где бы то ни было. В IX и X веке епископы стали настоящими государями ломбардских городов. Постепенно они захватили в свои руки власть, принадлежавшую некогда графам. Если в некоторых городах, как например, в Милане, еще держатся графы и маркграфы, то значение их кажется ничтожным рядом с положением епископа. Под сенью этой епископской власти складывается общинная жизнь Ломбардии. Окруженный крепкими стенами, населенный жителями, которых связывали общие интересы, город рано приобретает сознание своей силы и умеет им пользоваться. Купцы и ремесленники составляют отдельные корпорации, обладающие самоуправлением; соединяясь вместе, эти корпорации вырабатывают постепенно общинную администрацию. Даже епископ, управляющий городом носит до известной степени характер муниципального магистрата. Граждане имеют голос при его избрании, а епископ с своей стороны, назначая доверенных лиц для суда и администрации выбирает их из среды граждан. Тот же епископ собирает в случае необходимости народное собрание. И нигде в Ломбардии епископ не стоял так высоко, как в Милане, где уже с IX века он был почти всемогущим. В XI веке, когда город насчитывал 300 т. ж., и промышленность и торговля его процветали, архиепископ Гериберт считал себя настолько сильным, что вступил в борьбу с самим императором.
Устройство городов
Но почти для всех городов наступает момент, когда городская община, окрепшая под владычеством епископа, хочет избавиться от власти, которой она уже тяготится. Так, в Кремоне еще в начале XI века граждане изгоняют епископа Ландульфа и разрушают его дворец. Реформы в церковной организации и спор из-за инвеституры ослабляют власть епископов вносят, новое движение в городскую жизнь и благоприятствуют стремлениям городов к независимости. В Милане с этого времени идет постоянная борьба города с архиепископом, и среди этих смут слагается постепенно муниципальное правление. С другой стороны, города представляют такую силу, что в борьбе духовной и светской власти и та и другая старается иметь их на своей стороне и, конечно, приобретает их поддержку не даром. Если Генрих IV освобождает жителей Лукки от власти епископа Ансельма, то и графиня Матильда дает подобную привилегию жителям Мантуи. Таким образом, права верховной власти, попавшие тем или другим путем в руки епископа, переходят к городу. Этот переворот в городской организации, подставивший в большинстве городов городскую автономию на место епископской власти, заканчивается уже в первой половине XII-го века. В Ломбардии он ознаменовывается всего более распространением консульства, которое раньше являлось лишь в виде исключения в отдельных городах.
Общинное управление ломбардских городов слагалось из трех существенных элементов: консулов, совета и народного собрания. В руках консулов лежала власть административная, судебная и военная. Но не всегда власть консулов распространялась одинаково на все классы городского населения; в средневековом быту городские классы были для этого слишком обособлены. В ломбардских городах мы имеем таких класса три, не считая духовенства: дворянство (milites, capitani, valvassores), торгово-промышленный класс и простой народ (чернь). В некоторых городах дворянство не входило вначале в общую организацию, как например, в Модене до 1185 г. В Генуе духовенство и чернь (minores) в половине XII в. пользовались покровительством общины, но не составляли ее части. По большей части консулов было 12, но число их менялось иногда в одном и том же городе. В Милане в 1117 г. было 18 консулов, в 1130 — 20 и в 1162 — 8. Иногда число их соответствовало числу городских кварталов (rioni, sestieri). Рядом с консулами действовал городской совет, носивший обыкновенно название сгеdentia, потому что члены его давали обещание доверять консулам (credentiam consulum juraverunt). В некоторых городах власть консулов была значительно связана этими советами, но мы, к сожалению, мало знаем относительно способа их составления. Что же касается народного собрания (concio publica, parlamentum), то оно собиралось только в особенно важных случаях и состояло из всех членов общины (communitas). В некоторых городах консулы, слагая должность, давали отчет о своем управлении в этих собраниях. Организация ломбардских городов не была однообразной в виду того, что каждый город имел свои статуты, где одинаково можно было встретить следы как римского, так и ломбардского права. Свободное устройство и богатство ломбардских городов невольно бросалось в глаза иностранным писателям, и Отто Фрейзингенский, дядя и историк Фридриха Барбароссы, с удивлением описывает устройство городов, где дворянство идет рука об руку с горожанами и где люди низкого происхождения носят оружие, принадлежащее рыцарям, и занимают значительные должности. При внимательном взгляде на городскую жизнь можно было, конечно, заметить и те слабые стороны, которые прикрывались наружным блеском. Свобода и равенство не царили во внутренней жизни города. Община строго следила за отдельной личностью, и гражданин был связан сословием, к которому он принадлежал, ремеслом, которым он занимался, приходом и кварталом, в котором он жил. Консулы и совет определяли рамки не только его политической свободы, но и его частной жизни. Было определено число смоковниц и миндальных деревьев на его поле и число священников и свечей на его похоронах. Но главное зло было в тех внутренних и внешних междоусобиях, от которых никогда не отдыхали ломбардские города. Внутри городских стен шла постоянная борьба между зажиточными гражданами и чернью, между знатными домами, окружившими себя вооруженными клиентами, иногда между отдельными кварталами и улицами. Еще опаснее была, вражда городов между собою. Не щадилось средств, чтобы унизить соперника, а, если можно, стереть его с лица земли. XII век дает нам много примеров такой беспощадной жестокости. Когда жители Милана после долгой осады взяли Лоди, они разрушили стены, сожгли дома, разогнали население и превратили город в груду развалин. И обратно, когда Фридрих Барбаросса решился уничтожить ненавистный ему Милан, никто не исполнял воли императора с таким усердием, как жители соседних Лоди, Кремоны, Новары и Павии.
Фридрих Барбаросса
Образование свободных городских общин в Ломбардии к половине XII в. находит себе объяснение также в положении императорской власти со времен Генриха IV. Ни Генрих IV во время своей неудачной борьбы с римской церковью, ни Генрих V, заключивший невыгодное для империи соглашение с Римом, не могли пользоваться вполне своими верховными правами над Италией. Не сделали ничего для возрождения императорской власти и следующие государи: Лотарь и Конрад III. Но такое отношение не могло длиться вечно. Столкновение с Римом и ломбардскими городами стало неизбежно, когда престол Германии заняла личность, подобная преемнику Конрада III. Фридрих Барбаросса является самой крупной фигурой среди германских императоров средних веков. В нем соединились выдающиеся личные достоинства, мужество, политический смысл и высокое понятие о своем королевском и императорском сане. В политике Фридриха Барбароссы, как и других германских государей, следует различать деятельность короля и императора. В первом отношении он старался утвердить единство правления, ослабить значение крупных феодалов и подавить самоуправство мелких. Действуя одновременно в интересах Германии и своих собственных, он увеличивал могущество дома Гогенштауфенов, распространяя его владычество на Бургундию и отдаленный Неаполь. Более видной, хотя и менее прочной по достигнутым результатам, была его деятельность в качестве главы Священно-римской империи. Здесь честолюбивый и для своего времени достаточно образованный император поставил себе самые высокие цели: не даром он брал себе за образец создателя Священно-римской империи, которого он объявил святым в 1165 г., и смотрел на себя, как на преемника императоров древнего Рима. Едва избранный на престол, он пишет папе, что его честолюбие заключается в том, чтобы «восстановить в прежней силе и полноте величие римской империи», а один из современных летописцев говорит про него: «во все время его царствования ничто не было так близко его сердцу, как восстановить римскую империю такою, какою она была прежде». Были моменты в царствование Фридриха, когда он, казалось, стоял на высоте, к которой стремился. Таков был 1157 г. с его сеймами в Безансоне и Вюрцбурге. На первом император принял присягу своих бургундских вассалов и простер область своего влияния до Прованса, на втором его приветствовали посольства Италии, Франции, Бургундии, Дании, Испании, Англии и Византии. Исходя из идеи Священно-римской империи, Фридрих называет королей Англии и Франции reges provinciarum. И, по крайней мере, король первой, Генрих II, сам признавал подобное отношение. Во время того же сейма в Вюрцбурге, посылая в подарок императору роскошный шатер, он пишет: «Англию и все, что относится к нашим владениям, отдаем мы в Ваше распоряжение, чтобы все было там устроено по Вашему желанию. Да будут между нашими народами единение и беспрепятственные сношения, но так, чтобы Вам, как высшему, принадлежало распоряжение, и у нас не будет недостатка в желании повиноваться». Высокие притязания императора всего рельефнее должны были отразиться на его отношениях к Италии. Преследуя свои цели в этой области, Фридрих мог, по-видимому, рассчитывать на более прочные результаты своей деятельности. Ни Карл Великий, ни Оттон I не имели ясного представления о тех императорских правах, на которые они ссылались. Фридрих же был окружен легистами, докторами Болонского университета, которым он поручает определение своих прав. И легисты дают императору самые выгодные для его власти положения, они говорят ему, что его воля имеет силу закона, что ему принадлежит не только верховная власть, но и собственность над миром.
Фридрих Барбаросса. Немецкая гравюра XVI в.
Римская церковь неизбежно должна была столкнуться с императором, который предъявлял права и налагал свою руку на то, что церковь привыкла уже считать своей собственностью. «Святой Петр — единый государь Рима» — говорит папа. — «Если я не господин в нем, то я император только по имени» — отвечает Фридрих. Но, ссылаясь на античные предания, называя себя преемником Константина, Феодосия и Юстиниана, Фридрих остается в то же время сыном своего века: мы видим в нем благочестивого католика и истого германца. Фридриху дорого достоинство церкви, и он не видит в папе лишь политического противника, подобно своему внуку, для которого все средства хороши, чтобы унизить папу. В XII веке римские предания возрождались не только в теоретическом обосновании императорской власти, но и в попытке возродить идею римского народовластия. И беспокойном всегда Риме в половине XII в. произошел крупный переворот, во главе которого стояла замечательная личность Арнольда Брешианского. Это была но только смелая, но преждевременная и заранее обреченная на неудачу попытка церковной реформы, но и целый политический переворот, пытавшийся вновь создать в Риме правительство «сената и народа римского». Римская республика должна была опереться на кого-нибудь в борьбе с папой, и она обращалась к Конраду III и теперь к Фридриху Барбароссе. Она хотела видеть в императоре носителя верховной власти римского народа и надеялась достигнуть от него утверждения приобретенных прав и освобождения от папской власти. Фридрих был оскорблен, и как император и как германец. Мы не можем считать вполне точным ответ Фридриха, приведенный его историком Отто Фрейзингенским, но, если не слова, то мысль императора передана верно: «Напрасно говорите вы о прежнем величии и великолепии Рима; не только владычество, но и самые доблести перешли к германцам. Поэтому правят вами германские короли, думают за вас германские князья, сражаются за вас германские воины. Я прихожу не для того, чтобы получить от вас что-либо, но чтобы вас спасти от внутренних и внешних раздоров». Руководствуясь подобными взглядами, Фридрих пожертвовал римской революцией и Арнольдом Брешианским папе и выпустил из рук готовое оружие против римской церкви.
Желая быть господином в Риме и Италии, Фридрих не мог безразлично смотреть на свободное развитие ломбардских городов, которые в течение целого века отвыкли от сильной императорской власти. То, что Фридрих сказал в 1158 г. о Милане, относилось и к свободной Ломбардии вообще: «Высокомерие их подняло голову против римской империи и в настоящее время старается потрясти всю Италию. Поэтому мы хотим обратить против них все силы этой империи». Свобода Ломбардии и идеалы императора не могли быть осуществлены в одно и то же время. Обе стороны прибегли к оружию, чтобы защитить то, что они считали своим правом. 22 года длилась борьба Фридриха в Италии, и 6 раз переходил он для этого через Альпы. Все это время можно удобно разделить на два периода. Первый — торжество императора — выразился теоретически в постановлениях Ронкальского сейма и реально в разрушении мятежного Милана. Второй — торжество городов — привел прежде к фактическому уничтожению императорской силы в битве при Леньяно и получил затем формальное определение на Венецианском конгрессе и в Констанцском договоре.
Первый поход Фридриха
Осенью 1154 г. Фридрих в первый раз переходит Альпы. Целью его было надеть императорскую корону в Риме, но в то же время император не мог пройти через Ломбардию, не напомнивши ее городам о своих верховных правах и не устранивши тех злоупотреблений, жалобы на которые дошли до него в Германии. Еще в Констанце посольство от Лоди умоляло его спасти город от тирании Милана. Теперь на Ронкальском поле близ Пиаченцы Фридрих выставил свой королевский щит и потребовал к себе своих итальянских вассалов. Начались жалобы. Маркграф Монферратский, единственный крупный сеньор верхней Италии, но склонившиеся еще перед могуществом городов, указал на то, как вообще пал авторитет короля в Италии, и в частности обвинил особенно города Асти и Киери. Затем целый ряд жалоб посыпался на самовластие Милана. Подняли их несчастные города Комо и Лоди и поддержали Павия и Кремона. Попытка Милана деньгами — он предлагал 4 т. марок — купить себе владычество над Комо и Лоди была отвергнута. Не имея достаточно войска и озабоченный иными вопросами, Фридрих оставил пока в покое сильный Милан, но показал пример своей строгости, разрушивши более мелкие города: Розато, отказавший ему в провианте, Асти, Киери и Тортону, на которую жаловалась проданная императору Павия. Тортона упорно защищалась два месяца, и гибель ее произвела сильное впечатление на страну. Надевши на себя в Павии ломбардскую корону (15 апреля 1155 г.), Фридрих пошел далее в Рим, куда манило его коронование в соборе св. Петра. Не без труда удалось Фридриху добыть себе императорскую корону. Для этого понадобилось соглашение с Адрианом IV, потребовавшим выдачи бежавшего из Рима Арнольда Брешианского и заставившим императора выполнить обряд держания папского стремени при свидании в Сутри, а затем и кровавое столкновение с римлянами, одинаково недовольными как императором, так и папой.
Второй поход и взятие Милана
Прошло целых 4 года, прежде чем Фридрих нашел возможным снова явиться в пределах Италии. На этот раз были приняты все меры, чтобы выступить с такой силой, пред которой ломбардские города должны были бы преклониться. Отношения в Германии были поставлены так, чтобы развязать Фридриху руки в Италии, и большие военные силы были собраны со всего государства. Летом 1158 г. начался поход. Через большой Бернард двинулись войска из Бургундии и Лотарингии, по побережью Адриатики из Австрии и Каринтии и через Бреннеров проход сам император с отрядами франков, баварцев и швабов; за ним следовали саксы. При Брешии присоединились к нему итальянские вассалы и верные ему города Павия, Парма, Кремона, так что образовалось до 100 т. пехоты и 15 т. конницы. Все эти силы двинулись на объявленный в опале Милан и 6 августа 1158 г. приступили к его осаде. Сопротивление Милана не было на этот раз продолжительно: болезни и голод скоро ослабили воинственное настроение миланцев, и благодаря стараниям графа Гвидо де-Бландрата в начале сентября была заключена капитуляция с императором. Требования последнего были приняты: Лоди и Комо становились независимыми, все жители Милана присягали на верность императору, платили значительную сумму денег — 9 т. марок серебра, — выставляли 300 заложников, а главное, возвращали ему все коронные земли и верховные права и обещали обращаться к нему за утверждением своих консулов. 8 сентября последовала торжественная сцена подчинения мятежного города императору. Население города длинной процессией потянулось в лагерь Фридриха просить себе прощения. Впереди с архиепископом во главе шло городское духовенство с крестами и кадильницами, затем консулы, члены совета и дворянство с босыми ногами и обнаженными мечами, привязанными к затылку, наконец, простой народ, с веревками на шее, истощенный голодом и одетый в рубище. Все это пало на землю перед императором, сидевшим на престоле. Первый заговорил архиепископ и в своей речи взывал к снисхождению Фридриха. Тот поцеловал его в знак примирения и указал ему место среди остальных епископов. Следующее слово принадлежало одному из консулов, по имени Obertus ab Orto. — «Мы согрешили», говорил он, «и сотворили незаконное, мы просим прощения и кладем наши мечи к вашим ногам и нашу жизнь в ваши руки». Тронутый этой покорностью, император отвечал: «Я рад, что жители Милана предпочли, наконец, мир войне. Сколько несчастия было бы предотвращено, сколько добра было бы сделано, если бы граждане с самого начала предпочли эту благую часть! Я предпочитаю, чтобы мне повиновались добровольно, чем поневоле, я предпочитаю миловать, нежели казнить, но пусть никто не забывает, что меня легче победить покорностью, чем войною. Я надеюсь, что город и вперед будет оставаться на этой верной стезе, и он будет испытывать тогда не силу и строгость мою, а расположение и милость».
Определение прав императора
Милан преклонился перед волей императора, но одним этим не мог удовлетвориться Фридрих. Он хотел раз навсегда привести в полную ясность свои права, как верховного ленного государя Ломбардии, и в том же году 11 ноября, на празднике св. Мартина, на Ронкальском поле, был созван для этого новый сейм. Его задачей было, по собственным словам Фридриха, «выяснить вполне законы империи, вышедшие из обыкновения и позабытые». Чего можно было ожидать от победоносного императора, видно уже из обращенных к нему слов архиепископа миланского: «Знай, что вся законодательная власть народа принадлежит тебе: твоя воля — закон, ибо сказано: что угодно князю, то имеет силу закона». Император назначил особую комиссию из 4 болонских юристов и 28 депутатов от 14 ломбардских городов для определения прав императора над Ломбардией.
Работы комиссии показали, что, несмотря на численное превосходство представителей городов, главную роль в ней играли все-таки болонские юристы. Это были ученики знаменитого Ирнерия: Булгарус, Мартин Гозиа, Иаков и Гуго де Порта Равенната. Фридрих не даром принял болонскую школу под свое особое покровительство и поставил профессоров права наравне с рыцарями. Одушевленные только что возрождавшимся тогда изучением древнеримского права и исходя из средневековой идеи, что священно-римские императоры германской нации являются преемниками Юстиниана, Феодосия и Константина, они провели очень высокое представление о положении императора вообще; определяя же его права, как государя, по отношению к городам, они оставили без внимания тот действительный порядок, который сложился сам собою в Ломбардии с XI века. Императору возвращались все регалии, от которых должны были отказаться епископы, князья и консулы, бывшие представителями городской автономии. В качестве таких регалий к императору отошли все территориальные владения, т. е. герцогства, маркизаты, графства и маркграфства, затем чеканка монеты, право обложения налогами и многоразличные пошлины того времени, обогатившие его казну на 30 т. ф. лишних в год. Ему же принадлежало право уголовного суда и назначение городских магистратов, подест, консулов и судей, хотя и с согласия общины. Этим создавалась столь резко выраженная феодальная монархия, какой еще никогда не было в Ломбардии и которая не могла не противоречить сильно развитому в ней республиканскому духу. Наиболее важно было право назначения городских магистратов, которое делало Фридриха не только ленным главой, но и настоящим государем этих городов. Правда, Фридрих обещал — и это вошло в самые постановления сейма — что, если кто докажет, что он получил от императора или его предшественников какие-либо особые права или льготы, то он может сохранить их, хотя бы они противоречили принятым на сейме решениям. Но привести эти доказательства было не так легко, и оговорка эта мало смягчала поэтому безотрадный для городов результат Ронкальского сейма. Духовные и светские князья присягнули новому государственному закону, и Фридрих оказался на такой высоте, что придворные юристы имели некоторое основание называть его «господином мира», скрепившим приобретения оружия святостью закона. (Юрист Мартин называет императора dominus mundi столько же de proprietate, сколько и de jure. Как высоко ставилась законодательная и юридическая власть Фридриха, видно из того, что некоторые положения Ронкальского сейма, например, о присяге малолетних, вошли в Corpus juris). Новый порядок в Ломбардии сопровождался и новым явлением в городской организации. Как преобладание свободного начала совпало с развитием консульства, так усиление монархического характеризуется распространением должности подеста. Имя это встречается, правда, и раньше, но в виде исключения, как например — в Болонье, в 1151-53 г. Но как общее учреждение, это — новость, и в таком смысле отмечает это явление современный писатель, Отто Морена, говоря об учреждении должности подеста в Лоди 1159 г. Сохранилось известие, что Фридрих советовался с представителями Милана, как лучше обеспечить верность ломбардских городов, и те посоветовали назначить верных людей подестами. Подесты стали главными проводниками императорской власти. Будучи высшими сановниками города, они мало-помалу перевели на себя большую часть той власти, которая принадлежала прежде консулам. Чтобы подеста меньше зависел от местных страстей и партий, он был, обыкновенно, родом из другой местности и не оставался долго на своем посту. Эти же причины делали его склонным злоупотреблять своей властью, прикрываясь интересами короны. Отношения к нему городского населения могли быть только враждебными.
Ронкальский сейм 1158 г. привел совершенно к иным последствиям, нежели ожидали: вместо того, чтобы водворить спокойствие и мир, он дал новый повод к столкновениям и войнам. Ответственность за это падает на обе стороны. С одной стороны, ломбардские города, торжественно признавая в таких обширных размерах права императора над собою, надеялись на то, что на практике они не будут применяться во всей их полноте; они рассчитывали также на свои отдельные привилегии и частные соглашения с императором, как это и было с Миланом. С другой стороны, и Фридрих совершал, может быть, самую крупную ошибку в своей политике, считая, что определениями Ронкальского сейма навсегда урегулированы его отношения к Ломбардии. Видя свой идеал в прошлом, уже отжившем времени, Фридрих, при всем своем политическом такте, не имел ясного представления о современной Италии и о том, что может он с нее требовать. Постановления Ронкальского сейма были для него определением тех прав, от которых он, как священно-римский император, отступить не мог, и потому ломбардские города, не желавшие примириться с потерей своей городской свободы, были для него лишь мятежниками, по отношению к которым Фридрих был беспощаден, нисколько не увлекаясь личной местью.
Новая борьба с Миланом
Как только дело дошло до применения на деле решений сейма начались столкновения с городами и прежде всего все с тем же Миланом. Разногласие вышло принципиального характера, как этого и следовало ожидать. Император послал туда своего канцлера Райнальда Дасселя, архиепископа кельнского и пфальцграфа Отто Виттельсбаха, чтобы назначить городских сановников: он опирался, следовательно, на общее решение сейма. Но в Милане имели в виду капитуляцию, заключенную с императором при сдаче города и предоставлявшую им право выбора своих магистратов: Ронкальские постановления, как было упомянуто выше допускали возможность особых условий в виду ранее дарованных привилегий. Только в таком случае представители Милана на сейме могли признать его решения, не делаясь изменниками против своего родного города. Упорство императорских послов довело дело до открытого мятежа в Милане, причем толпа кидала камни в окна дома, где поместились послы, и угрожала даже их жизни. Послы поспешили удалиться, и разгневанный Фридрих потребовал удовлетворение. Новые переговоры не только не привели к соглашению, но еще более обострили дело, когда выведенные из терпения миланцы заявили, что они «обещали императору верность, но не обещали соблюдать ее». Они подразумевали, конечно, «если и он с своей стороны не будет соблюдать договора».
16 апреля 1159 года Милан был снова объявлен в опале: область его была осуждена на разграбление, жители на рабство, самый город на уничтожение. Император вызвал новые войска из Германии и собирал вокруг себя силы ломбардских городов. Гнет новых порядков не успел еще оттолкнуть все ломбардские города от Фридриха, и большинство их последовало его призыву. Сторону Милана держали только Крема, Брешиа и Пиаченца. Оставив пока в покое Милан, Фридрих приступил сначала к осаде Кремы. Она длилась целых 7 месяцев, и обе стороны соперничали не только в мужестве и выносливости, но и в ненависти и жестокости. (В войске Фридриха играли отрубленными головами пленных, как мячами, а на стенах города рвали в куски воинов императора. Между прочим Фридрих приказал привязать заложников, данных ему Кремою в том числе несколько детей, к осадной башне и придвинуть ее к вражеским стенам в надежде, что это ослабит их сопротивление. Но осажденные направили свои выстрелы на роковую башню и громко прославляли счастливую участь своих детей, которые в таком нежном возрасте пали за свободу отечества). Когда город был доведен до крайности, герцог саксонский Генрих Лев выступил посредником, и император позволил жителям покинуть город. Среди суровой зимы 20 т. человек вышли из Кремы и на чужбине должны были искать себе убежища. Город был разрушен, и его развалины красноречиво говорили Милану об ожидающей его участи.
В 1161 г. император, получил, наконец требуемые подкрепления из Германии, и тогда началась вторая осада Милана. Город был отрезан от всякого сообщения с внешним миром: Фридрих хотел голодом принудить его к покорности. Миланцы отчаянно защищались, и взаимное раздражение и ненависть росли в обоих лагерях. Пленные не знали пощады: их калечили или вешали. Фридрих дал обет не надевать короны до тех пор, пока мятежный город не будет покорен. Наступил следующий 1162 год. Пожар уничтожил запасы города, и нужда с каждым днем становилась ужасней. И вот, как 4 года тому назад, Милан решился просить пощады. Посольство от города предложило императору: уничтожить все укрепления, отказаться от всех союзов, принять в город императорское войско, предоставить императору назначение городских сановников, отказаться от всех верховных прав, выдать 300 заложников и заплатить значительную сумму денег. Город не мог идти далее в своей покорности, и тем не менее условия эти не были приняты в совете императора. Канцлер Райнальд требовал для удовлетворения чести императора безусловной покорности, и Фридрих согласился с ним. 1-го марта 1162 года консулы и другие представители города явились в лагерь при Лоди, бросились Фридриху в ноги и заявили, что Милан сдается на волю императора. Через 3 дня 300 рыцарей вручили Фридриху ключи от всех ворот и укреплений и 36 городских знамен. Затем, 6 марта последовала самая сдача города, которая своим печальным характером должна была произвести неизгладимое впечатление на присутствующих. Все население города, разделенное на отряды, явилось снова, как и в 1158 г., в лагере императора. Все шли босые, с веревками на шее, с головами, посыпанными пеплом, с горящими свечами в руках. Но на этот раз у миланцев не было уже надежды на милосердие Фридриха. Император, бывший в это время за столом, заставил их долго дожидаться под проливным дождем. Наконец, он вышел и занял место на троне, окруженный немецкими князьями. Бесконечные толпы потянулись перед ним, кладя к его ногам свои знамена. Наконец, дошла очередь до знаменитой кароччио миланцев. Под звуки труб, которые «звучали как бы на похоронах умирающей гордости города» — говорит очевидец, некто Бурхард — высокая мачта, украшенная крестом и изображением благословляющего Амвросия, склонилась перед троном, как бы прося пощады городу. Ответ был не менее красноречив: по знаку императора святыня миланцев была разбита в куски, и весь народ с плачем кинулся на землю, чувствуя, что пришел конец их родному городу. Все присутствующее были тронуты, но «лицо императора не изменилось». Три раза граф Бландрата пробовал говорить в пользу побежденных, но «лицо императора оставалось как бы окаменевшим». Наконец, среди всеобщей тишины раздался уверенный голос Фридриха: «По закону вы все потеряли право на жизнь. Я подарю вам ее, но приму такие меры, что впредь подобные проступки станут для вас невозможны». Судьба Милана была решена на сейме в Павии. Всего ожесточеннее говорили против него его ломбардские противники. «Милан должен осушить», — говорили они, — «ту чашу скорби, которую он некогда готовил другим. Он должен быть разрушен, как он сам разрушил Лоди и Комо». И это мнение было принято. Жители Милана должны были в течение 8 дней покинуть осужденный на гибель город и поселиться в 4 селениях на расстоянии 2 миль одно от другого. 26 марта, после того как все население бежало и рассеялось в окрестностях, император торжественно вступил с войском в город, причем для него была разрушена часть стены, так как он не хотел проехать обычным путем через городские ворота. Затем приступали к уничтожению города, и жители Лоди, Павии Кремоны и Комо могли удовлетворить вполне свою ненависть к бывшему противнику. От великолепного Милана уцелели только некоторые церкви и дворцы, и по самому месту его «повели плугом борозду и посыпали ее солью в знак того, что это место должно оставаться пустынным на веки. На праздник Пасхи в Павии император снова возложил на себя корону, но он ошибался, если думал, что разрушением Милана он окончательно закрепил свой авторитет в Италии.
Александр III
Замирение Ломбардии могло быть только временным. Слишком развито в ней было чувство национальной и городской самостоятельности, чтобы разрушение Милана могло совершенно подавить его. К тому же соперничество императорской и папской политики должно было поддерживать тайные надежды ломбардцев. В последней области далеко не все обстояло благополучно. Фридрих с его высокими задачами менее, чем кто-либо, мог ужиться с Римом и его традициями. Его добрые отношения к Адриану IV, вынужденные обстоятельствами, не были продолжительны. Уже на Безансонском сейме 1157 года посол папы, энергичный кардинал Роланд Бандинелли, говоря об императорской короне, назвал ее «beneficium», чем хотел показать, что это лен, данный Фридриху папой. Это вызвало сильное негодование среди германских князей, и последовала целая переписка между императором и папой. Не найдя поддержки среди германских епископов Адриан на этот раз уступил и заявил, что слово «beneficium» было употреблено в смысле «благодеяние». Отношения испортились снова после Ронкальского сейма. Фридрих решился воспользоваться сполна всеми своими правами не в одной только Ломбардии. Был поднят вопрос о регалиях, принадлежавших императору во времена Каролингов и Оттонов в Церковной Области; от итальянских епископов потребовали исполнения ленных обязанностей — папа настаивал, что епископы по отношению к императору только подданные, но не вассалы; наконец, император распорядился по своему усмотрению владениями маркграфини Матильды. Римская церковь, давно уже смотревшая на эти земли как на свою собственность, была сильно раздражена этим, и выражения в переписке обоих глав христианского мира становятся все более резкими. Смерть Адриана IV в 1159 г. помешала ему отлучить Фридриха от церкви, о чем уже поговаривали в Риме, но в то же время она еще ухудшила положение. Кардиналы разделились при выборе папы, и в то время, как приверженцы императора выбрали Виктора IV, его противники остановились на упомянутом выше Роланде Бандинелли, принявшем имя Александра III. Последний, несмотря на то что его не приняли в Риме, имел несравненно более силы, чем его соперник, бывший только орудием Фридриха. Он удалился во Францию, нашел себе признание и поддержку во Франции, Англии и Испании, и для Фридриха было чувствительным ударом, когда синод, собранный в Тулузе в 1160 г., подтвердил выбор Александра, несмотря на противодействие императора (канцлер Райнальд в письме к Людовику VII доказывал «право императора разрешать церковные споры, возникающие в Риме»). Фридрих желал уже положить конец схизме, но едва в 1164 г умер Виктор IV, канцлер Райнальд провел выбор нового антипапы Пасхалиса III, и император не мог отказать ему в своем утверждении. На следующий год Александр III поладил с римским населением, вернулся в свою столицу и из Рима призывал подданных Фридриха к мятежу против отлученного императора. Уже в Германии многие епископы, лишь скрепя сердце подчинялись Пасхалису, а в Ломбардии призыв папы мог быть встречен не иначе, как с восторгом. Положение Ломбардии было чрезвычайно тяжело после разрушения Милана, об этом согласно говорят все современные источники. И навязанные городам подесты и присланные императорские уполномоченные позволяли себе притеснять и грабить беззащитное население.
Союз ломбардских городов с папой
Раздавались жалобы на то, что налоги взыскиваются вшестеро более, чем следовало, что налагаются тяжкие принудительные работы, что малейшее сопротивление карается большими денежными штрафами и тюремными заключениями; должностные лица обвинялись в продажности и насилиях. Императору, при всем желании, было невозможно устранить все эти злоупотребления Он часто сменял подест, в 1163 г. лично приезжал в Италию, но исправления отдельных злоупотреблений не могли устранить всего зла; и недовольство росло. Ломбардские города и папа подавали друг другу руку. Иоанн Салисбюрийский пишет по этому поводу: «Приговор (папы) произвел уже свое действие. Произнесенный в силу полномочий св. Петра, он был, по-видимомѵ подтвержден, Господом. Итальянцы, узнав о нем, отделились от императора. Они восстановили Милан, изгнали схизматических епископов, призвали обратно католических епископов, единодушно присоединились к святому престолу».
Брожение, вызванное гнетом императорского правительства, все более и более охватывало города северной и средней Италии. В нем значительную вину нес суровый канцлер Райнальд, не остановившиеся даже перед тем, чтобы перенести св. мощи из Милана в свой Кельн, куда он привлек этим массу богомольцев. К практическим последствиям недовольство привело прежде всего в Веронской марке. Здесь образовался союз нескольких городов, ставший зародышем великого ломбардского союза. Александр III поспешил оказать свою поддержку этому союзу. Тогда на сейме в Вюрцбурге 1165 г., по настоянию канцлера Райнальда, все духовные и светские князья с императором во главе присягнули, что они никогда не признают папою ни Александра, ни кого-либо выбранного его партией, но будут всегда поддерживать Пасхалиса III и его законных преемников. За измену присяге виновные подвергались самым тяжким взысканиям. Тогда же Фридрих объявил святым своего предшественника, Карла Великого, как бы желая этим показать, что он не отступит от завещанного им идеала. Но сила Александра III все росла, и его союз с ломбардскими городами сделал Рим центром итальянской политики, а папство охранителем национальной и городской свободы в Италии. При таких то обстоятельствах в октябре 1166 года Фридрих предпринял свой четвертый поход в Италию, «чтобы утвердить своего папу Пасхалиса и наказать вероломство миланцев», — говорит Отто Фрейзингенский. Фридрих идет прямо на Рим, имея главной целью изгнать оттуда Александра. Город и самый собор св. Петра берутся приступом, алтари и могила апостолов покрываются кровью. Александр бежит в Беневент, а Пасхалис занимает Латеран и надевает императорскую корону на супругу Фридриха. Но быстрый успех сменяется не менее быстро наступившим бедствием. Во время неблагоприятной августовской погоды моровая язва распространяется в войске Фридриха. Император теряет 25 т. человек — в том числе многих важных своих сподвижников, как, например, канцлера Райнальда, — и с очень малыми силами принужден отступить к Павии. Катастрофа эта сразу подняла дух во враждебных ему партиях. При дворе Александра к Фридриху применили слова Библии: «И послал Господь ангела, и тот истребил всех храбрых и главноначальствующего и начальствующих в войске царя ассирийского. И возвратился он со стыдом в страну свою». Еще полнее было торжество в Ломбардии. Рим не был еще взят Фридрихом, как к союзу против него примкнули Кремона, Брешиа, Бергамо, Мантуя и Феррара, и Веронский союз постепенно обращался в обще-ломбардский. Таким образом в марте 1167 г. возникла знаменитая лига, заключенная 15-ю городами на 20-тилетний срок (города эти были: Милан, Кремона, Бергамо, Брешиа, Мантуя, Феррара, Верона, Виченца, Падуя, Лоди, Пиаченца, Парма, Модена, Болонья, Венеция). Союз был заключен «против всякого, кто будет притеснять их или воевать с ними, против всякого, кто будет требовать с них больше, чем это делалось со времен Генриха V до вступления на престол императора Фридриха».
Внешним признаком этого союза было возобновление разрушенного Милана: население вернулось на прежнее место, построило новые укрепления, и Милан опять стал во главе ломбардских городов. В виду общей опасности, города, казалось, забыли свое прежнее соперничество. Теряя все более почву в Италии — даже верная до сих пор Павия стала колебаться — и не имея пока помощи из Германии, Фридрих поспешил вернуться на родину окольным путем через Савойю, причем в Сузе едва избегнул покушения на свою жизнь. Этого только и ждали в Ломбардии. Последние немецкие наместники и гарнизоны были изгнаны, и почти вся Италия примкнула к союзу, возобновленному на 50 лет. Велись переговоры с императором Мануилом — незадолго до того Византия искала в Риме соединения корон обеих империй — и с королем сицилийским. В одной из своих булл папа писал: «Нет сомнения, что в силу божественного внушения, ради защиты свободы церкви Божией и вашей против Фридриха, именуемого императором, вы заключили этот договор мира и согласия и соединились, чтобы видимым образом свергнуть иго рабства». Папа грозит при этом отлучением тем, кто не будет повиноваться правителям лиги, избранным из городских консулов. В своей ненависти к Германии Италия почерпала, по-видимому, сознание своего национального единства. На берегах Танаро лига выстроила новую крепость и в честь папы назвала ее Александрией.
Поражение при Леньяно
6 лет важные дела задерживали Фридриха в Германии. Нужно было не только должным образом приготовиться к походу, который обещал быть решительным, но и уладить свои отношения дома: Фридрих успел, между прочим, провести избрание в короли своего 5-тилетнего сына Генриха. Только в 1174 г. Фридрих с значительным войском вступил в Италию. Сжегши Сузу, некогда грозившую ему гибелью, он приступил к осаде Александрии, этого символа ломбардской независимости. Осада пошла неудачно. Нездоровая болотистая местность и осенняя непогода задерживали осадные работы, а жители мужественно защищались в ожидании помощи, которую должны были прислать им их союзники. После 6-тимесячной осады император отступил к Павии: его самолюбие было задето этой неудачей. Открылись на короткое время, но остались без результата переговоры с городами и папой. Они были безуспешны, потому что император продолжал стоять на почве Ронкальских постановлений и Вюрцбургского сейма, на что не могли, конечно, согласиться его противники. Оставалось, следовательно, продолжать военные действия, но для них нужны были новые военные силы. Они были затребованы, но получены далеко не в том размере, как желал император. Генрих Лев, до сих пор деятельно поддерживавший Фридриха в его борьбе в Италии, отказал ему в помощи, и даже личные просьбы императора оказались тщетными. Следующей весной (1176 г.) император вместе с войсками, успевшими прийти из Германии, перешел в наступление. Не дождавшись присоединения архиепископа Христиана майнцского, стоявшего во главе императорского войска в Тоскане и Умбрии, маркграфа Монферратского и других верных ему вассалов, Фридрих встретился с 100 т. ломбардским войском при Леньяно (29 мая). Это было наиболее решительное и в то же время самое несчастное сражение Фридриха. Вначале оно было удачно для немцев. Император, легко заметный по своему блестящему вооружению, врезался во вражеское войско и принудил одно крыло его к отступлению. Но непоколебимо стоял центр ломбардского войска, где была помещена под предводительством Альберто де Джиуссано «дружина смерти» — 900 избранных рыцарей из благородных фамилий, поклявшихся победить или умереть, — и такая же стойкая «дружина кароччио» из 300 человек. Поддерживаемая с фланга отрядом брешианцев, дружина смерти пробила императорские ряды и произвела этим переполох во вражеском войске. Он увеличился еще более, когда вслед за знаменоносцем пал на землю сам император, под которым была смертельно ранена лошадь. Весть о мнимой смерти императора уничтожила последний порядок в его войске: оно побежало, преследуемое ломбардцами, и многие, уцелевшие от руки врага, погибли в волнах Тичино. Богатый лагерь вместе с копьем и щитом императора достался победителям. Сам Фридрих, с трудом спасшийся с поля битвы, лишь на четвертый день явился в Павию, где императрица, считая его мертвым, готовилась уже надеть траур.
Удар был силен и должен был разрушить мечты Фридриха об империи в духе Карла Великого. Надо было спуститься на более реальную почву и вступить в переговоры с противниками. Как искусный политик, Фридрих попробовал разъединить врагов и обратился к папе, минуя пока ломбардские города. Переговоры начались при папском дворе в Ананьи. Фридрих признал Александра III верховным пастырем церкви и отказался от притязаний на императорские права в Риме и на все земли, которые церковь считала своею собственностью, до владений маркграфини Матильды включительно. Папа с своей стороны признал все замещения церковных должностей, сделанные Фридрихом и выставленными им антипапами. Обе стороны ставили себе, кроме того, задачей установлѳние общего мира — сюда относились ломбардские города, Сицилия и даже Византия — и для этого после долгих переговоров с городами был назначен конгресс в Венеции. Александр III не отстранил себя от союзников: он дал обещание ломбардским городам не заключать мира помимо них. «Мы желаем такого мира с императором» — отвечали города — «чтобы честь Италии была сохранена и наша свобода не нарушена» (в этих словах можно было бы видеть идею общего отечества для жителей полуострова, если б мы не знали в то же время, что под именем Италии разумели тогда преимущественно Ломбардию).
Мир в Венеции
Летом 1177 г. уполномоченные собрались на конгресс в Венеции. При разнообразии интересов всех сторон заключение всеобщего мира не могло быть достигнуто. Были только подтверждены с некоторыми ограничениями статьи заключенного между императором и папой договора в Ананьи, по отношению же к ломбардским городам было заключено лишь перемирие на 6 лет с королем сицилийским на 15 лет. Затем отлучение от церкви было снято с императора, и Фридрих со своим двором торжественно въехал в Венецию. Папа, окруженный кардиналами, встретил его на паперти собора св. Марка, Фридрих, «осененный Духом Святым и забывая о своем императорском достоинстве, бросился к ногам папы». После того, как император поцеловал ногу папы, последний поднял его со слезами на глазах, поцеловал и благословил. При последовавшем затем отъезде из собора император, идя пешком, поддерживал стремя папы. Таким образом по странному совпадению, ровно через столетие со времен Каноссы, повторилось опять унижение империи перед папством (современные источники из партии вельфов преувеличивают унижение императора, говоря, что папа поставил ногу на затылок склонившегося к его ногам императора со словами Св. Писания: «На ехиднах и львах будешь ты шествовать», на что Фридрих будто бы ответил: «Эта честь не тебе, а св. Петру». Мы не имеем основания верить этому рассказу, так как сам папа в своих письмах ничего не говорит об этом). 1-го августа последовало торжественное закрытие конгресса. Папа сидел на высоком троне, имея по правую руку от себя императора, а по левую посла короля сицилийского. Он выразил свою радость, что церковь вновь нашла своего потерянного сына, а император в ответной речи торжественно заявил, что он был неправ, что он сошел с пути справедливости, но что, просвещенный милосердием Божиим, он заключил мир с папой, королем сицилийским и ломбардскими городами. Враги Фридриха имели право считать себя победителями. В таком положении был не только папа, но и ломбардские города, которые, по условиям заключенного с ними перемирия, получили право свободного избрания городских сановников и могли ожидать еще большего от предстоящего мирного договора. На конгрессе в Венеции рядом с церковной иерархией и империей впервые выступает третья, равноправная с ними сила — вольная городская община. Это было явление первостепенной важности.
25 июня 1183 года был, наконец, подписан окончательный мир с ломбардскими городами в Констанце. Он утверждал самостоятельность городских общин, оставляя в то же время за императором известные верховные права. Города могли возобновлять союз по собственному желанию, внутри городских стен они имели все верховные права, вне их только те, которые были им специально предоставлены (те права, которые были спорными, или разрешались третейским судом, или откупались за известную сумму в год). В каждом городе оставался наместник императора, представлявший высшую апелляционную инстанцию. Консулы и другие городские сановники избирались свободно городами, но утверждались в своей должности императором, которому они и приносили присягу на верность. Точно также присягали императору все граждане от 17 до 70 лет и возобновляли свою присягу через каждые 10 лет. Города по-прежнему несли на себе содержание императорского двора, но было оговорено, что император не должен стеснять их слишком долгим пребыванием. Договор не говорит ничего о подестах, но современные источники указывают на то, что они становятся выборными. Они сохраняют за собой обширную юрисдикцию, но в важных вопросах не могут принимать решения без участия совета, избранного тем же городом (с положением и обязанностями подест нас знакомят многочисленные статуты XII и XIII вв. (города Пистойя, Модена, Феррара, Сиена и др.), а также трактат того же времени — Oculus pastoralis).
Определения Констанцского мира легли в основу дальнейшей жизни ломбардских городов. Их последующие отношения к Фридриху были только миролюбивыми. Когда император в 1184 г. в 6-й раз прибыл в Италию, он встретил со стороны городов самый радушный прием и отвечал им новыми милостями. Натянутые отношения Фридриха к преемникам Александра III заставляли его искать поддержки городов. Так, главному из них, Милану, было предоставлено право уголовного суда и верховные права в его владениях между Аддой и Ольо, и благодарный город просил, как чести для себя, чтобы предстоящая свадьба сына императора была отпразднована в его стенах. Наступившая безопасность со стороны империи невыгодно отразилась на внутреннем согласии Ломбардии. Великая лига распадается и уступает место частным союзам. Так, уже в 1191 г. Кремона, Павия, Комо, Бергамо и Лоди соединяются против Милана и других городов. Но подобные явления были неизбежны при политическом и торговом соперничестве ломбардских городов, их свободной городской организации и увлекающемся характере населения. В минуты серьезной опасности ломбардские города умели соединять свои силы для защиты своей национальной и городской свободы. Они доказали это в следующем веке, когда им пришлось еще раз отстоять свои с таким трудом приобретенные права против последнего крупного представителя дома Гогенштауфенов и его традиций.
Автор: С. Рашков