Монголия

Быт, нравы и обычаи монголов; их внешний вид, костюм

Хозяева грандиозной страны этой- народная монгольская масса, ведя столетия кочевой, пастушеский образ жизни и совершенно не нуждаясь в современной европейской культуре, сохранила в бытовом укладе своем признаки первобытного человека.
Все узкие интересы их сосредоточены на чрезвычайно ограниченном хозяйстве, на неприхотливом безвкусном питании, каковое достается им с ничтожной затратой труда. Около них пасется скот, который наращивает свои проценты в виде приплода прироста, а им остается только снимать его, что они делают большей частью даже не сами, а через китайцев. Так, обыкновенно, китайцы по словесному условию стригут баранов, верблюдов и за это в известном проценте должны возвратить часть шерсти натурой или серебром, кошмой, приготовленной ими из этой же шерсти, или же товарами. В силу этого, у монголов выработался особый флегматичный, сонливый и в то же время мирный характер, из некогда воинственного, энергичного народа, сумевшего поработить чуть ли не полмира под знамена гениальных вождей Чингис-хана, Тамерлана и их преемников. Не отличаясь заботой к домашним животным, монгол немного более проявляет ее к своей семье и к себе. В летнее время платье как мужчины, так и женщины, является необходимостью лишь настолько, чтобы несколько скрыть наготу; дети же в возрасте до 12 лет почти всегда ходят голыми; зимою и мужчины, и женщины надевают на голое тело овчинные штаны, шерстью внутрь, с меховыми же, сшитыми из шкуры дикой козы, сапогами — готалами с задранными кверху носками и, наконец, особого покроя овчинную шубу, надетую на рубаху. Как рубаха, так и штаны не переменяются до тех пор, пока не расползутся на теле, вследствие чего у всех, даже у богатого монгола и в платье, и во всех порах юрты кишат насекомые. Если принять во внимание, что монголы почти никогда не умываются, то можно представить, в какой находятся они чистоте. Шапку носят как женщины, так и мужчины, меховую с ушами. Сверх тулупа надевается кофта без рукавов. Тулуп же подпоясывается широким кушаком, за который складываются самые необходимые вещи его жизни: длинный нож с прибором палочек для еды, играющих роль вилок, кисет, трубка и табакерка; за готалами прячут часто деревянную чашку для чая. Богатые монголы, в особенности монголки княжеского рода, одеваются в принципе так же как и все, но костюм делается из более дорогой материи или из цветного атласа, или же из дорогой парчи; все это отделывается различными яркими украшениями, позументами, каменьями, среди которых преобладают серебро и золото; на шею нанизывают бусы, ленты; на голове женщины носят чеканной работы шапочку из чистого серебра или золота; девушки заплетают волосы в две косы, замужние же склеивают их от висков в виде тонкого спектора, заканчивающегося косой: спектор украшается деревянными, или серебряными, или золотыми палочками, а коса вдевается в такую же, чеканной работы, трубку; сверх металлической шапочки, надевается еще и меховая, которая носится и лето и зиму. От ушей и висков спускаются вязки жемчугов, настоящих или поддельных.
Женщины княжеского и знатного рода, в отличие от остальных, накрашивают щеки коричневыми пятнышками, а также и румянятся. Знатные же монголы княжеского рода, а также чиновники, на макушку шапки надевают камни величиною в голубиное яйцо различных цветов, указывающих на знатность и чины. Под камнем нанизан костяной или перламутровый мундштук, из которого развивается длинное павлинье перо. Несмотря на ценность и новизну костюма, по традиции, он должен обязательно быть запачканным кровью барана. Южные монголки из племени чахар носят совершенно другую прическу, несколько похожую на японскую, причем волосы обязательно украшаются или живыми или искусственными цветами. Голова, как у монгол, так и у монголок, большая круглая, лицо широкое, плоское коричневого цвета, скулы сильно выдаются, нос широкий приплюснутый, но небольшой, глаза черные, узкие с короткими ресницами, немного смеющиеся, губы толстые, отвисшие, из которых выглядывают большие белые крепкие зубы, шея короткая; кисти рук, хотя всегда и грязные, но ровные, красивые, с длинными суживающимися пальцами. Внешний вод монгола и монголки добродушный, приветливый, в разговоре при малейшем поводе монголка разражается заразительным хохотом. Жизнь проводят они больше около своей кошмяной юрты, полупраздно; женщина готовит несложный обед, чай, доит коров, или просто полусонно сидит с другими членами семьи около костра, подбрасывая изредка аргал — сухой скотский помет. Мужчины без дела снуют из юрты в юрту; играют часто в карты и раз или два в день, сев верхом на коня, сгоняют скот с одного места на другое. Несложное хозяйство, неприхотливость к удобствам жизни, не принуждает их к труду. Лишь немногие, для побочного заработка, вынужденные налогами, занимаются извозом или охотой. И это делается ими в высшей степени флегматично, неторопливо; от Кяхты до Урги они проходят 350 верст иногда по 20-ти и более суток, выпрягая быков через каждые 3-4 версты и делая дневки через 10-15 верст. Идут они преимущественно ночью, когда нет утомительной жары.
Неутомимы только монголы обоего пола верхом на коне, постоянно разъезжая в гости друг к другу за десятки, даже сотни верст. На престольное празднество каждой кумирни или монастыря съезжаются в громадных массах иной раз за тысячи верст. При встрече с русским, монгол почти всегда поворачивает своего коня и, перекидываясь изредка шутливым разговором, может проводить того верст на 50, затем прощается и едет обратно. Вот почему можно всегда видеть гарцующих по обе стороны русской повозки целый десяток, а то и больше сопровождающих всадников.
В общей массе, монголы крайне невежественны, чужды какой бы то ни было науки, почти неграмотны, и все явления природы, не доступные их пониманию, они объясняют как нечто сверхъестественное, в силу чего суеверие в народе развито в необычайных размерах.
Эта темнота и невежество и имели плодородную почву для того колоссального влияния, каковое завоевало духовенство в народе, построившее на этом свое беспечальное житье. Без совета ламы монгол не начнет никакого дела. Лама для него все: и советчик, и предсказатель, и утешитель, и посредник между небом и его жизнью, и доктор. И за все это и при всяких случаях он должен платить ламам, которые, посвящаясь, живут не только в монастырях, но также и в юртах, в своей домашней обстановке, нисколько не отличаясь иногда от обыкновенных монгол; различить их можно только тем, что они низко стригут волосы, тогда как все остальные оставляют на макушке косичку. Лишь в известную очередь такой лама отбывает некоторую повинность при кумирне. Ламская медицина, хотя и популярна не только среди темной массы Монголии, но и сибиряков, основана лишь на нескольких десятках трав и кореньев, результат лечения которыми, при неправильном диагнозе ламы, часто кончается тем, что больной отправляется к праотцам, тогда как он мог бы прожить еще не один десяток лет. Монголы, видя в каждом нашем соотечественнике ученого и обязательно «доктора», при проезде русского по их стране одолевают его на каждой остановке с просьбой помочь в болезнях, обнажая при этом свои язвы.
Более всего приходилось встречать больных монгол с различными нагноениями, явившимися результатом нечистоплотности после ушиба и пореза, также с катарами желудка и другими желудочными болезнями, естественными спутниками бедноты, благодаря недоеданию и плохой пище, заключающейся часто в различных травах и кореньях; очень много глазных больных, преимущественно трахомных, развившихся от вечного дыма в юрте. Подагра и ревматизм также не редки. Но самая ужасная болезнь, встречающаяся среди монгольского населения в громадных размерах — это сифилис. Правда, вследствие его натурализации, он не проявляется в таких отвратительных формах, как в Европе, но зато поражает своей массой. Вообще медицинская помощь в Монголии крайне нужна и нужна срочно. С средины 1913 года в Монголии работает медицинский отряд нашего Красного Креста; приносит он неоценимую пользу в крае и, по заслугам, пользуется громадным почтением населения. Живя в юрте целое лето и зиму, переходя с места на место, кочуя, монголы не заводят постоянных жилищ и пользуются лишь кошмяной юртой, которая очень удобна для переноски; разобрать и собрать ее можно в течение 2-х часов; зимою кочевники стараются выбрать для жилья место в глубоких падях, защищенных горами от ветров, заготовляя в течение лета в том месте для отопления юрты аргал — сухой скотский помет.
В юрте кроме низких с боков нар и двух-трех сундуков с праздничной одеждой и женскими украшениями, да божницы — ничего нет. Последняя находится обязательно в каждой юрте против дверей, которые всегда прорезываются на юг. Божницы устраиваются из высокого ящика, устроенного ступеньками, которые, в известном порядке, устанавливаются статуи и изображения различных святых, а посредине между ними Шакья-Муни. Перед бурханами стоит целый ряд лампадок и чашечек для жертвоприношений; как лампадки с курдючным жиром, так и пахучие травяные свечи вечно теплятся. Чашечки монголы наполняют лучшими лакомствами: конфетами, сахаром, различными крупами; причем никакое лакомство они не начнут есть, прежде чем не положат кусочек в одну из чашечек для Будды и святых.
Юрты богатых монгол и князей по наружному виду ничем не отличаются, разве только величиной и лучшим плотным войлоком. Внутри же выделяются более богатой отделкой стены, иногда обвешиваются они коврами или шелковыми материями; пол делается досчатый, покрытый также коврами; вдоль стен стоят дорогие сундуки с дамскими нарядами; божница установлена с более ценными бурханами и украшениями; грязь же как в юрте, так и вокруг ее ничуть не меньшая, чем и у самого беднейшего монгола. Образ жизни ведут они не менее, чем их младшая братия, — праздный, но, получая воспитание у ученых лам, выглядят более развитыми и иногда блещут знанием своей истории и принципов буддизма.
Обитатели юрты спят вповалку — мужчины и женщины, причем очень часто, не исключая зимы, те и другие раздеваются догола, затем натягивают на себя тулуп или меховое одеяло. Помолвка и свадьба у монгол обставляется всегда с некоторым торжеством; причем первое, т.е. помолвка, бывает еще в детском возрасте, а иногда даже и до рождения, но по предварительному, перед появлением на свет ребенка, соглашению между родителями, которые пожелали скрепить свою дружбу узами родства. Свадьба происходит не ранее, как по достижении 15-ти лет. Процесс свадьбы после совершения ламой обряда сопровождается гулянкой и путешествием с одной юрты в другую вместе с приданым: юртой, лошадьми, скотом и баранами. До свадьбы всякая девушка свободна в любви и очень часто, до замужества, родители ставят своей дочери отельную юрту, где она живет вполне самостоятельно и тем зарабатываем себе приданое. Совершение свадебного обряда возможно лишь после того, когда девушка сумеет приобрести себе описанный выше дорогой серебряный или золотой головной убор. В силу этого, многие супруги принуждены жить в совместной жизни более или менее продолжительное время, а то и до смерти — без венчания. Последнее время, все чаще и чаще, монголки сходятся на время в гражданский брак с китайцами. Объясняется это тем, что, с одной стороны, китайцы по своему традиционному обычаю приезжают в чужие страны, а вместе с этим и в Монголию, без жен; с другой — развившееся в большой степени монашество среди монгол оставляет за бортом замужества свободными многих девушек, и, наконец, одна из главных причин — это невероятная беднота, почти нищенство среди 30 и более процентов монгол, которое не дает возможности мечтать им о семейной жизни. Китайцы же, занимаясь преимущественно коммерческими делами или земледелием, представляют собой более состоятельный элемент в стране. Родившиеся от такого брака дети, по достижении известного времени, увозятся отцами на родину и воспитываются, как китайцы. Это одно из обстоятельств, которое из года в год не увеличивает, а уменьшает в количестве когда-то могучую народность. В семейной своей жизни и монголы, и монголки, и китайцы живут удивительно согласно, дружно. Особенно нежны и ласковы они с детьми, которых обожают. Если они не предоставляют детям тех удобств, как мы их понимаем, так это оттого, что они не видят в том потребности и для себя и для детей. Во всяком случае теплый угол в юрте, лучший кусок мяса, редкое лакомство, после жертвоприношения Будде, отдается почти всегда детям.
Бедность и недоедание настолько сильно среди населения, что нередко приходится наблюдать, как монголы бегают за собакой, стараясь отнять у той где-то добытую кость. Почти все путешественники и скотопромышленники испытывали неприятное чувство во время привала каравана, при виде голодных людей, так откровенно выдающих себя. Как только запах сваренного или жареного мяса разольет свой аромат по степи, моментально к стоянке со всех соседних юрт летят и взрослые их обитатели, и дети, и собаки; окружают они кольцом путешественников и, сидя на корточках, наблюдают за каждым куском, направленным в рот. И если обглоданная кость или кусок хлеба выбрасывается в сторону, моментально к тому месту набрасываются и люди, и собаки, поднимая отвратительную свалку между собою. Конечно, обиженной остается почти всегда верный друг монгола — собака. Вообще, в смысле выражения своих чувств, например, исполнение всех естественных надобностей, — среди населения развита удивительная откровенность, простота нравов и отсутствие, свойственное нациям, воспитанным на европейской культуре, стыдливости. Всюду, не исключая и городов, можно встретить среди дороги или улицы то в одиночку, то группой и монгол, и монголок, и нищих, и знатных, и княжеского рода с жемчугами в прическе, — то здесь, то там сидящих на корточках и откровенно выполняющих свои естественные надобности. Если соберется большая группа, то они ведут в то время беседу и, кончивши свои дела, продолжают начатый интересный разговор, располагаясь тут же. Особенно неприятно бьет по нервам брезгливого европейца, когда эта откровенная простота нравов развертывается перед ним при посещении монастырского богослужения. Во время перемены трехчасовой службы, вдруг неожиданно с криком вылетает нарядная желтая толпа в 500-1000 лам в больших колпаках и, тут же во дворе, не стесняясь не только своих, но и русских женщин, садятся на корточки, продолжая напевать начатые молитвы в кумирне.
Также просто население относится и к покойникам, выбрасывая их в поле, на улицу или в овраг, где немедленно поедают их собаки. Когда больной своей продолжительной болезнью делается в тягость семье, а лама найдет его безнадежным в излечении, то он выбрасывается также в поле кончать свои дни. Если в летнее время найдутся сердобольные, которые будут приносить ему жалкую пищу, то он, находясь под знойными лучами солнца и холодным ночным небом, или под проливным дождем, продолжает свои страдания еще некоторое время. Собаки окружают его и, подлизывая раны, терпеливо ожидают, когда перед ними останется холодный труп, который вслед за последним дыханием, в дикой драке, они делят между собою. Останки монгол знатного княжеского рода, а также видных ученых лам — хубелганов и хутухт, при особой торжественной обстановке сжигают, а пепел разбрасывается по воздуху.
Как и безнадежно больные, также совершенно безнаказанно выбрасываются в ивовых корзинках и новорожденные дети, которые, по материальному положению родителей, оказываются лишними. Очень часто их подбирают бездетные монголы, даже русские и китайцы; в противном случае, их нежное тельце после смерти не избегает голодных собачьих желудков. Вообще собаки в Монголии, как ассенизаторы, играют большую роль; не будь их вокруг юрт, особенно в городах на улице — было бы нечто ужасное, если принять во внимание, что при многотысячном собачьем населении и теперь по некоторым улицам нельзя пройти от зловония. По религиозному обычаю, и собак и щенят уничтожать нельзя, в виду этого они расплодились в необычайных размерах. Очень любопытную ведут они жизнь в городах. Имея почти один тип и рост лохматых, черных, обыкновенных дворняг, они разбиваются на партии — семейства, завоевывают известный район города и загородной свалки, ревниво охраняют свой участок; горе собаке, забежавшей из своего района в другой — смерть ее тогда неизбежна. Иногда собаки целого района набрасываются на соседний, изгоняют тех или, сами отступая, бегут за пределы обоих участков. Такой образ жизни ведут бездомные собаки, не знающие хозяина, но почти у каждой юрты имеются церберы, которые ассенизируют свою юрту.