Заимствование мотивов рисунка для набоек с дорогих парчей Востока было обыкновенным явлением, и оплечье фелони, хранящееся в музее при Строгановском училище, представляет подобный пример. В этой набойке цветы персидских лотосов образуют розетки в богатых рамах, чередующиеся с другими крестообразно расположенными растительными формами. Хотя восточные мотивы переработаны здесь русским мастером, придавшим им некоторую тяжеловесность и своеобразность, все же формы первоисточника слишком ясно видны (рис. 13).
Рис. 13. Оплечье фелони из Художественно-Промышленного музея императора Александра II
Рисунок этот исполнен на сером холсте черной краской, с расцветкой поверху желтым и красным тонами. Не менее типичным подобным же мотивом является следующая набойка. Небольшой лоскут ее, остаток одежды с престола или жертвенника, набит по голубой крашенине мерной краской и имеет раппорт 34X40 сантиметров. Крестообразный мотив розетки взят, вероятно, с дорогой, затканной золотом или серебром, ткани, так как даже в фотографическом снимке получается подобное впечатление. Характер стилизованного ячменя — не новый мотив в царствование Алексея Михайловича; в резных орнаментах ярославских иконостасов можно встретить подобные растительные мотивы украшений, заимствованные с Востока. Нам известно, что одни из лучших царских врат Ярославля, покрытые растительным орнаментом, в котором преобладали эти мотивы, были исполнены в Казани, славившейся своими резчиками-татарами. Рисунок набойки (рис. 14) представляет восточный мотив, в котором круглые пятна цветов похожи па розетки, встречавшиеся в затканных серебром и золотом шелковых платках. Между круглыми и овальными красными пятнами розеток — цветов идут черные листья орнаментов, в красивых поворотах. Аналогичные узоры, но более упрощенные, встречаются нередко и в других коллекциях. Подобный же мотив рисунка, но с сильным уменьшением масштаба, имеется в небольшом куске набойки, которой обшит подол фелони, плохо сохранившейся и находящейся в Историческом музее в Москве. Здесь те же розетки чередуются с луковицеобразными формами, но тип листьев сухой и лишенный тех свободных поворотов, которые мы видели в предыдущем рисунке. Что же касается упомянутых выше тканых шелковых платков, то подражанием им является набойка платка из музея княгини Тенишевой в Смоленске. Узор этого платка, исполненный темно-красным и черным тонами, при общем восточном характере расположения пятен, состоит из незатейливых городков со звездочками и листиками. Подражание тканому образцу видно и в бахроме с узелками, которая окаймляет платок и показывает уже полное непонимание декоративных принципов, являющееся в периоды упадка (рис. 15). Последняя набойка более позднего времени.
Рис. 14. Кусок набойки из Художественно-Промышленного музея императора Александра II
Рис. 15. Угол набивного платка из Смоленского музея княгини Тенишевой
Совершенно иного типа были рисунки, исполненные в подражание венецианским бархатам XVII века. В них — отдельно разбросанные крупные цветы «лапами», с мелкими розетками и хвостиками на темном фоне (рис. 16). Раппорт его 34X2 сант., а исполнение по темно-синей крашенине черной краской. Этот тип рисунка встречается довольно часто. На одной фелони Художественно-Промышленного музея в Москве имеются подобные же цветы, но более детально разработанные, соединенные между собою ветвями. В последнем рисунке преобладает орнамент над фоном. Фелонь эта представляет собою как бы дальнейшую эволюцию одного и того же мотива орнамента, взятого с вышеупомянутой ткани.
Рис. 16. Кусок набойки из Исторического музея
Рис. 17. Набойка из коллекции г-жи Шабельской в Художественно-Промышленном музее императора Александра II
Рис. 18. Набойка из Художественно-Промышленного музея императора Александра II
Примером «репейчатых» или «обращатых» набоек, исполненных, под впечатлением восточных изразцов, могут служить следующие набойки. Это чередующиеся в рамках отдельные мотивы, часто встречающиеся в иранской мифологии. По сходству форм они заставляют вспоминать ассиро-вавилонские изображения «древа жизни» и другие дошедшие до нас барельефы. Но широкое пространство фона, вполне естественное в поливном кирпиче, в набойке показалось скучным, и художник покрыл фон излюбленными квадратиками (рис. 17). В другой набойке деление рамок взято в иных пропорциях, да и самый рисунок настолько пышен и густ, что является как бы втиснутым в рамку (рис. 18). Ряды ваз, с какими-то греческими акротериями, чередуются с рядами странных цветов, полуразвернувшиеся бутоны которых имеют византийский характер и напоминают заставки рукописей, исполненные под влиянием этого стиля. К этому же типу надо отнести набойку из коллекций княгини Тенишевой с необычайно богатым рисунком, представляющим чередующиеся ряды фантастических цветов с розетками, причудливыми гребнями, какими-то удивительными зверушками, поднявшимися на задние лапы, чтобы достать разделяющий их цветок (рис. 19). Сохранивши восточные формы, набойка эта, по преобладанию рисунка над фоном, по поворотам листьев, примитивности в формах цветков и трактовке розеток, представляет великолепный образчик русского творчества XVII века. Но еще более примитивной является следующая композиция. Это снимок с деревянной манеры. Здесь центральными пятнами раппорта, т.е. повторяющейся части, являются крупные розетки, занимающие широкое место ромбовидных форм, остальное пространство которых заполнено подобием листьев ивы. Волнообразные линии ромбовидных форм богато украшены зубчатым мотивом. Широкая декоративная трактовка рисунка и красивое распределение форм делают из этого мотива чрезвычайно интересную набойку (рис. 20). Доска эта хранится в Смоленском музее княгини Тенишевой.
Рис. 19. Набойка из Смоленского музея княгини Тенишевой
Рис. 20. Оттиск с деревянной формы из Смоленского музея княгини Тенишевой
Рис. 21. Часть церковной одежды. Набойка из Художественно-Промышленного музея императора Александра II
Совершенно особняком стоят две набойки по богатству композиции и красоте мотива. Это — 1) рассматривавшаяся выше царская палатка и 2) часть фелони, образцы которой имеются в двух местах — в Художественно-Промышленном музее при Строгановском училище и Смоленском музее княгини Тенишевой (рис. 21). Орнаментация акантовых листьев итальянского пошиба чередуется в ней с розетками, представляющими распущенные цветы гвоздики и водяной лилии. Завитки листьев прекрасно продуманы и, свободно перевивающиеся, указывают на влияние лучших традиций искусства, царивших в это время на Западе. В цветах видно влияние растительного восточного орнамента, и, как и в других наиболее интересных мотивах конца XVI или начала XVII века, здесь является удачное сопоставление двух различных влияний, проникавших в Россию и перерабатывавшихся в своеобразный фантастический узор русскими художниками. Подобные богатые орнаменты иногда можно встретить при изображении риз святителей Церкви на иконах этой же эпохи. Примеров этому можно найти довольно много в Ростове Ярославском или Гороховце, Владимирской губернии. Набойка эта была, очевидно, сделана на простой белой холстине, но время придало ей темно-желтоватый цвет. Узор набит в одну краску, контур темный, почти черный, и только цветы местами покрыты краской, вероятно, раствором шафрана. Что подобная расцветка (иллюминовка) ткани существовала довольно долго, по крайней мере не только в XVII веке, а даже дошла и до начала XIX, на это мы имеем указания Г. Н. Полушина («Очерк начала и развития ситцевой промышленности в селе Иванове») и Я. П. Гарелина («Город Иваново-Вознесенск»). Последний пишет, что даже в 1798 году мелкие места рисунка раскрашивались кисточкой от руки. «Этой работой преимущественно занимались женщины: вооружась кисточкой, они раскрашивали штуку ситца приготовленной краской. Таких работниц бывало до 20 на каждой фабрике, и они успевали изготовлять по одной штуке в день».