Хозяйство и постройки
Каролинги стали королями из богатых землевладельцев и всегда считали свои частные имения надежнейшей опорой своей власти. Они расширяли их конфискациями и захватом выморочных имуществ, а также внимательно следили за хозяйством в них, за правильным получением доходов, сбором продуктов, расходованием или продажей их. Особенно успешно занимался этим Карл В.; заботы о хозяйстве делили с ним его жены. До нас дошел устав Карла об управлении королевскими имениями, из которого видно, что он сам вникал во все подробности хозяйства. Он заботился об успехах хлебопашества, скотоводства, огородничества, рыбоводства и охоты, чтобы продуктами их можно было удовлетворять потребностям двора. Часть произведений поступала в кладовые, другая шла на продажу, а выручка с вассалов в казну. Кроме сельских промыслов в имениях Карла были и городские: выработка сукна и полотна, изготовление одежды и т. п. Подобно своим предкам, Карл в молодости предпочитал жизнь в своих имениях и часто переезжал из одной усадьбы в другую. Сначала он жил больше в родовых владениях Каролингов, в Нидерландах; потом он предпочитал Ингельгейм и Ахен. Вместе с ним переезжали из одного имения в другое его семейство и двор. Жители тех поселений, чрез которые проезжал двор, должны были давать ему подводы и содержание. Убыточная честь принимать у себя короля выпадала особенно часто на долю епископов и аббатов.
Для пользы и удобства государства Карл, по словам Эйнгарда, предпринимал много построек; из них наиболее замечательными могут по справедливости считаться: собор Богородицы в Ахене и мост на Рейне у Майнца; последний сгорел за год до смерти Карла и не был возобновлен вследствие скорой кончины его, тогда как у него было намерение вместо деревянного построить каменный мост. Положил Карл основание и великолепным дворцам: одному в Ингельгейме, другому в Нимвегене на Ваале. Но особенно заботился он о восстановлении храмов везде, где они приходили в упадок от ветхости, и поручал он это епископам и аббатам, на попечении которых они находились, а за исполнением поручений заботливо следил через своих посланцев. О том, как производились эти постройки, мы находим интересные рассказы у сангалленского монаха. В те времена предписанные императором работы в менее важных случаях, например при постройке мостов или исправлении дорог, производились графами через их помощников; но от более крупных работ, особенно от новых построек, не освобождались ни в каком случае ни герцоги с графами, ни епископы с аббатами. Когда Карл задумал построить в Ахене великолепный собор, он созвал отовсюду художников и мастеров всякого рода и начальником над ними поставил одного аббата, искусного архитектора, но и великого обманщика. Едва император уехал из Ахена, как аббат начал за деньги отпускать домой всех, кого хотел, а тех, кто не мог откупиться или кто не был откуплен своими господами, он угнетал безмерными работами, не позволяя им отдохнуть хоть немного. Предусмотрительный Карл приказал правителям ближайших областей давать нужное содержание вызванным от них рабочим и доставлять все материалы, необходимые для работ; тех же рабочих, которые пришли издалека, он поручил попечению у правителя своего двора, с тем, чтобы тот на счет казны доставлял им пищу и одежду, а также все нужное для постройки. Некоторое время, пока Карл оставался на месте, приказ его был исполняем, а когда он удалился, то управитель прекратил доставку всего и таким образом, угнетая несчастных рабочих, собрал огромные деньги. В конце концов оба они, и аббат-строитель, и управитель двора, за свои злодеяния погибли злою смертью. Так, заключает свой рассказ летописец, Промысел Божий бодрствовал за благочестивого Карла, когда он, отвлекаемый другими заботами, сам не мог следить за делами.
Охоты
У того же монаха мы находим рассказ, показывающий, как опасна была иногда охота, любимое развлечение Карла и его современников. Однажды Карл охотился за зубрами; на быстром коне настиг он одного из них и хотел поразить его в шею обнаженным мечом, но промахнулся, и разъяренный зверь разорвал ему башмаки и чулки и ранил рогами ногу; Карл приостановился, а зверь имел время укрыться в безопасное место. Спутники предлагали Карлу свою одежду для перемены, но он отказался, говоря: «В таком виде должен я явиться к Гильдегарде». Зверя преследовал Изамбард, сын Варина; не решаясь приблизиться к нему, он метнул копье, поразил его в самое сердце и указал Карлу на судороги зверя. Но он как будто не обратил на это внимания, оставил добычу спутникам, а сам вернулся домой; там он призвал королеву, показал ей разорванные поножи и спросил: «Чего достоин тот, кто спас меня от такого противника?» — «Всего лучшего», отвечала она. Тогда Карл рассказал все по порядку и в доказательство велел принести рога зубра. Рассказ этот так подействовал на королеву, что она начала плакать, рыдать и бить себя в грудь. Услышав, что спасителем Карла был Изамбард, находившийся в то время в опале и лишенный всех почестей, она бросилась к ногам короля, упросила его вернуть все отнятое, и сама осыпала его дарами. Другое описание охоты в стихотворении, приписываемом Ангильберту, дает указания относительно обычаев этикета, двора, массы участников и пышности обстановки. «Недалеко от славного Ахена лежит зеленый лес и посреди него луга, орошаемые быстрыми ручьями. По берегам их летают всякого рода птицы; в длинной долине, на привольных лугах пасутся стадами олени и бегают робкие лани. В этих же лесах укрываются и дикие звери. Здесь охотится за ними славный Карл. Как только Феб осветит вершины гор и верхушки леса, отборная молодежь спешит отовсюду ко дворцу и останавливается у входа в него. По всему городу поднимается сильный шум: призывное ржание коней смешивается с криками слуг, отзывающихся на зов господ и спешащих за ними. Вот конь в золотой сбруе, радостно ожидающий своего всадника, могучего короля; он поднимает гордо голову и порывается скакать по высоким холмам. Наконец, выходит из дворца с большой свитой светоч Европы; на благородном челе его сверкает корона из дорогого золота. Высокий рост возвышает его над всеми окружающими. Охотники несут, остроконечные рогатины и сети и ведут на сворах быстрых собак. Уже король переступил порог высокого дворца; за ним следуют герцоги и графы. При звуке труб ворота Ахена растворяются, рога звучат, и молодежь поспешно кидается в поле. Затем в пышном наряде выступает королева Лиутгарда, замедлившая в своих пышных покоях и сопровождаемая большой свитой. Окруженная дамами и вельможами, она на прекрасном коне присоединяется к шествию, а кругом волнуется пылкая молодежь. Остальная молодежь ожидает у дверей детей короля. Вот выходит Карл, похожий на отца лицом и характером и носящий его славное имя; за ним следует Пипин, который, нося имя деда, воскрешает подвиги отца, искусный в войне и отважный герой. Затем показывается блестящий строй дочерей; первой появляется Хатруда, за нею Берта; ее голос, мужественное сердце, фигура, сияющее лицо, глаза — все в ней напоминает отца. За ними следуют прочие. Блестящая толпа, увлекаясь охотничьим пылом, собирается вокруг короля. Быстро падают железные цепи, удерживавшие хищных собак, и те, следуя своему чутью, кидаются к убежищам диких зверей и разбегаются по пустой чаще. Всадники окружают лес, заграждая пути для убегающей дичи. Скоро находят в долине дикого вепря; тотчас всадники вступают в лес и направляются на лай; быстрые собаки преследуют зверя и, рассеявшись, бегут по темному лесу. По всему лесу поднимается сильный шум. Звук рога возбуждает собак к отчаянной борьбе. Страшный вепрь со скрежетом мчится по непроходимым путям, наконец, утомленный бегом, останавливается, задыхаясь, и показывает ожесточенным преследователям свои страшные клыки; одних он повергает на землю, других подбрасывает на воздух. Тотчас подскакивает Карл: быстрее птицы летучей кидается он в средину схватки и мечом поражает зверя в грудь. Вепрь падает, извергает потоки крови и, издыхая, катается по желтому песку. Дети короля с вершины холма наблюдают за этим. Затем Карл приказывает возобновить охоту. Вельможи возвращаются в лес; сам Карл несется впереди их с дротиком в руке. Перебивши много дичи, Карл делит добычу между всеми охотниками и нагружает спутников тяжелыми трофеями. Вся толпа отправляется на зеленую поляну, где протекает ручей. Там стоят раззолоченные шатры, и рассеяны охотничьи хижины вельмож. Там устраивает Карл для товарищей веселый пир, на который приглашает по порядку почтенных стариков, затем людей зрелого возраста и, наконец, рассаживает юношей и скромных девиц, а затем приказывает подать на стол дорогое вино. Между тем солнце садится, наступает ночь, и усталые охотники отправляются отдыхать».
Народные собрания
Еще многолюднее были, конечно, народные собрания, которые изображаются следующим образом в почти современном Карлу описании. Тогда был обычай созывать общие собрания не чаще двух раз в год. На одном обсуждались дела текущего года, и принятые тут решения подвергались изменениям только в тех случаях, когда к тому вынуждала крайняя нужда, затрагивавшая одинаково все государство. На это собрание являлась масса вельмож духовных и светских, крупнейшие — для постановки решений, более мелкие — для ознакомления с ними, а иногда также для участия в совещаниях и для закрепления решений своими соображениями и голосами. То же собрание служило и для приема ежегодных подарков. На втором собрании присутствовали, напротив, только почетные лица и главные советники; тут обсуждались дела следующего года, если оказывалось что-нибудь, требовавшее заранее решения или принятия мер. В том и другом собрании на обсуждение и рассмотрение вельмож предлагались по приказу короля законопроекты, называвшиеся capitula и составленные самим королем по внушению Бога или предложенные ему со стороны. Выслушав эти сообщения, вельможи обсуждали их день, два, три или более, смотря по важности дел. Дворцовые посланцы передавали предлагаемые им вопросы и приносили на них ответы. Никто из иностранцев не подходил к месту заседания, пока не было закончено обсуждение отдельных вопросов и результат его не был предложен на усмотрение великого государя, который с данной ему от Бога мудростью принимал свое решение, для всех обязательное. Так обсуждались один за другим все капитулярии, пока не были разрешены все текущие дела. Сам государь в это время находился среди собравшегося народа, принимая подарки, приветствуя вельмож, разговаривая с теми, кого видел редко, выказывая участие к старикам, шутя с молодыми, обращаясь одинаково с духовными и мирянами. Однако в случае желания советников король отправлялся к ним, проводил с ними столько времени, сколько они желали, и там они вполне свободно высказывали ему свои мнения обо всем и разъясняли возникавшие между ними разногласия.
Карл Великий диктует свои капитулярии. Фрагмент гравюры H. Jannin. 1870 г.
В хорошую погоду все это происходило под открытым небом, в противном случае в отдельных зданиях, где заседали члены совета и остальной народ и куда не допускались люди более мелкие. Место собрания вельмож разделялось на две половины, из которых в одной заседали отдельно от мирян епископы, аббаты и высшие клирики. Равным образом графы и другие сановники с раннего утра сходились отдельно от остального народа до тех пор, пока собирались все в присутствии короля или без него; и тогда названные вельможи, по установленному обычаю, созывались — духовные в свою залу, а светские в свою, где для них были, как следует, приготовлены сидения. Отделенные таким образом от толпы вельможи имели право, смотря по свойству рассматриваемого дела, заседать вместе или отдельно. Точно так же они могли призывать кого угодно для осведомления и удалять его по миновании надобности. Так обсуждались вельможами вопросы, предложенные им королем на рассмотрение. Другим занятием для короля был опрос каждого о том, что он может сообщить интересного о своей области. Не только дозволялось, но и прямо предписывалось всем в промежуток между собраниями собирать какими бы то ни было способами точные сведения о происходящем внутри и вне государства. Король осведомлялся, не волнуется ли в какой области народ и что за причина его волнения, не слышно ли народного ропота или чего-нибудь необычайного, чем должен заняться совет. Он осведомлялся и о внешних делах, не хочет ли взбунтоваться какое из покоренных племен, или из взбунтовавшихся племен покориться, или из еще незатронутых напасть на государство и т. под. Во всех этих случаях, по поводу всякой опасности, король допытывался прежде всего, какими причинами вызывалось то или другое.
Отношение Карла к церковным делам
В простодушных рассказах сангалленского монаха о Карле очень любопытно описывается отношение Карла к церковным делам. Судя но ним, он вполне самостоятельно распоряжался церковными должностями, раздавая их по своему усмотрению, кому только заблагорассудится. Иное удачное замечание могло доставить человеку сан епископа. «Однажды, говорит летописец, Карлу донесли о смерти одного епископа, и на вопрос его, не оставил ли чего покойник на помин души, посланный ответил: «Всего два фунта серебра». При разговоре присутствовал некий юноша, за свое искусство в чтении и пении взятый Карлом из придворной школы в свою капеллу. Услышав указанный ответ, он не удержался и заметил: «Невелик запас для далекого и долгого пути!» Тогда Карл спросил его: «А ты думаешь больше собрать для длинного пути, если получишь это епископство?» Тот обрадовался, кинулся к ногам Карла, и сказал: «Государь, это зависит от Божьей воли и вашей власти». Король велел ему стать за занавес и послушать, сколько у него будет соискателей. Действительно, придворные, услышав о смерти епископа, начали наперерыв друг перед другом хлопотать через приближенных императора о предоставлении им епископства, но Карл стоял на своем решении и отказывал всем, говоря, что он не хочет оказаться лжецом перед тем юношей. Сама королева Гильдегарда сначала прислала своих вельмож, а потом пришла самолично к королю просить места для одного из своих капелланов. Король, выслушав благосклонно ее просьбу, сказал, что не желает и не может ей ни в чем отказать, но не считает себя в праве обмануть юношу. Королева скрыла свой гнев, смягчила громкий голос в просительный и попыталась лаской подействовать на Карла: «Государь мой и король, сказала она ему: зачем отдаешь ты этому юноше епископство на гибель? Умоляю вас, добрейший государь, гордость и прибежище мое, отдайте его вашему верному слуге, моему капеллану». Тогда юноша, стоявший за занавесом, обхватил короля вместе с ним и стал жалобно просить его: «Государь, стой твердо на своем, не позволяй никому отнять у тебя власть, дарованную тебе Богом». Тогда Карл, постоянно верный своему слову, вызвал его из засады и сказал: «Возьми это епископство и постарайся заготовить больше средств и запасов для долгого пути, с которого нет возврата». — В другой раз Карл назначил уже епископом одного капеллана, выдававшегося знатностью и ученостью. Тот, обрадовавшись, устроил по этому случаю великолепный пир и не явился ко всенощной, а его припев исполнил, как умел, один бедный певчий, всеми презираемый, недалекий и в науках. Карл не удалял его из капеллы только по чувству сострадания. По окончании службы Карл призвал его, потребовал объяснения и затем объявил, что нареченный епископ за нерадение к службе лишается своего сана, который переходит к его случайному заместителю. — В третий раз Карл назначил епископом молодого капеллана. Когда тот обрадованный выходил из дворца, слуги подвели ему коня и принесли скамейку, чтобы он мог воссесть на него с важностью, приличной епископу. Юноша вознегодовал на то, что ого считают за дряхлого старика, и прыгнул с земли на коня с такой силой, что едва не перескочил через него. Карл увидел это из окна, тотчас велел позвать его к себе и сказал: «Любезный друг, ты человек легкий, ловкий и быстрый в беге, а сам ты знаешь, что спокойствие нашего государства постоянно нарушается бурями войны; такой капеллан нужен мне для моей свиты. Так оставайся разделять с нами труды, пока ты можешь с такой легкостью вспрыгивать на коня».
Не особенно церемонился Карл и с поставленными уже епископами. Один из них, человек правдивый, но неосторожный, упрекнул его однажды в том, что он в дни поста вкушает пищу в час дня, нарушая таким образом правила поста. Карл смиренно выслушал его увещание и сказал: «Замечание твое, почтеннейший, справедливо, но я повелеваю тебе не есть ничего, пока не кончат обеда последние слуги моего двора». За обедом Карлу служили герцоги и правители или короли различных племен, которые затем сами сели за стол, а им стали прислуживать графы и наместники или высшие чины всякого рода. За ними сели обедать военные и гражданские чины двора, потом начальники различных отделов, затем слуги и, наконец, слуги самих слуг, так что последние садились за обед не раньше полуночи. Продержав в таком положении названного епископа почти до конца поста, кротчайший Карл сказал ему: «Теперь, думаю, ты понял, епископ, что я обедаю в пост раньше вечернего часа не по неумеренности, а из благоразумия». — Другого епископа Карл попросил благословить трапезу; тот, осенив хлеб крестом, сначала себе отрезал кусок, а потом предложил Карлу. «Возьми себе весь хлеб», ответил Карл и, пристыдив того, не захотел принять его благословения.
Наставления приближенным
Та же наклонность Карла при всяком удобном случае наставлять людей, сначала поставив их в смешное положение и выставляя превосходство практического взгляда на вещи над стремлением к побрякушкам, заметна и в таких рассказах. «В один праздник после обедни — а было дело в Италии — Карл сказал приближенным: «Чтобы не привыкать к безделью, поедем на охоту и поедем в том именно платье, какое на нас теперь». День был холодный и дождливый. На самом Карле был простой овчинный тулуп, а остальные, в виду праздника и недавнего привоза венецианцами из-за моря восточных нарядов, были разряжены в шелк, пурпур и дорогие меха. Их одеяния на охоте в лесах были изорваны ветвями и колючками, вымочены дождем, испачканы кровью. Тогда хитрейший Карл сказал: «Не будем снимать с себя платья, пока не пойдем спать, чтобы оно лучше на нас высохло». Услышав приказ и заботясь больше о себе, чем о платье охотники бросились всюду искать очагов и обогреваться; скоро они вернулись, стали прислуживать королю и разошлись по квартирам только поздно ночью. Когда они начали снимать с себя тончайшие меха и ткани, то они стали рваться по всем складкам с таким треском, как будто ломались сухие ветви, и владельцы их подняли громкие жалобы на то, что потеряли в один день столько денег. Между тем Карл приказал им явиться на другой день в тех же мехах. Увидев тогда, что их наряды обратились в лохмотья и бесцветные куски, Карл велел своему спальнику принести тулуп, взял его в руки, и, показывая всем присутствующим, что он совсем цел и бел, сказал: «Глупейшие люди! чья же одежда ценнее и полезнее? моя ли, дешевая, или ваша, за которую вы дали столько денег?» Они, опустив глаза в землю, должны были выслушивать его строгий выговор. — Другой рассказ показывает, что Карл очень интересовался одеждой своих приближенных и сохранением старых франкских обычаев. Познакомившись с пестрыми плащами галлов, франки покинули из любви к новизне свой старый наряд и начали подражать в одежде галлам. Одно время суровый Карл не запрещал этого, так как новая одежда казалась более удобной для похода. Но когда он заметил, что фризы, злоупотребляя этим дозволением, короткие новые плащи продают по той же цене, как прежде длинные, тогда он приказал покупать у них только старые длиннейшие и широчайшие плащи по обычной цене, заметив при этом: «На что пригодны эти лоскутки? в постели ими нельзя укрываться, а когда едешь верхом, они не защищают от ветра и дождя». Таким же наставником является Карл и в школе, и в церкви.
Карл и школьники
Однажды, вернувшись в Галлию, Карл призвал к себе учеников дворцовой школы и потребовал их работы в прозе и стихах. Ученики незнатные, вопреки ожиданию, представили работы безукоризненные; работы знатных были испещрены ошибками. Тогда Карл прилежных поставил направо и обратился к ним с такими словами: «Примите великую благодарность, дети мои, за то, что вы стараетесь для вашей же пользы исполнить по возможности мое приказание. Старайтесь теперь достигнуть совершенства, а я дам вам великолепные епископства и аббатства, и всегда в глазах моих вы будете достойны уважения». Затем, обратив к стоящим налево разгневанное лицо и поражая их сверкающим взором, он скорее прогремел, нежели проговорил грозные слова: «Вы, благородные дети вельмож, вы, изнеженные красавчики, вы положились на свое происхождение и богатство, пренебрегли моими приказаниями и своей репутацией и проводили время в удовольствиях или в занятиях пустяками». После такого вступления он поднял к небу священное чело и непобедимую десницу и так загремел на них: «Клянусь Царем Небесным, невысоко ставлю я вашу знатность и красоту, хоть другие этому в вас и удивляются. Знайте, наверное, одно: если вы не загладите вскоре прежнюю небрежность усиленным рвением, вы никогда не получите ничего хорошего от короля Карла». Таким же наставником и праведным судьей выставлен он в рассказах сангалленского монаха и по отношению к епископам.
Карл Великий и школьники. Эстамп конца XIX в.
Карл и епископы
Его задача — возвеличение смиренных и унижение высокомерных. Он награждает одного епископа за отличный прием, другого за снабжение двора прекрасным сыром, жалуя каждому по дворцовому имению. По его приказу еврей Исаак проводит епископа — собирателя редкостей, продавая ему за большую сумму бальзамированную мышь под видом необыкновенного животного; проделка раскрывается, и епископу приходится выслушивать поучение Карла. Тот же епископ в отсутствие Карла дошел до такой дерзости, что потребовал себе его скипетр вместо пастырского жезла. Карл и в этом случае ограничился публичным выговором.
Церковная служба
Карл тщательно устроил порядок чтения и песнопения в дворцовой церкви и был довольно искусен в том и другом, хотя сам всенародно не читал и не пел иначе, как про себя или в хоре. У Карла в церкви никто не указывал заранее, кому что придется читать, никто не отмечал конца воском, не ставил знака ногтем, но каждый старался заучить все чтения так, чтобы не заслужить со стороны короля порицания, если неожиданно придется читать. Очередь каждого Карл указывал пальцем или посохом, а к сидевшим далеко он посылал кого-нибудь от себя; конец чтения он произносил своим голосом. Все следили за ним так внимательно, что, подавал ли он знак в конце предложения или в средине, никто не смел начать выше или ниже, как бы ни казалось ему бессмысленным начало или конец. От этого все в дворцовой капелле были отличными чтецами, хотя и не понимали иногда содержания читаемого, и никто не осмеливался вступать в его хор, если не умел хорошо читать и петь.
Впечатление могущества Карла на современников
В заключение характеристики Карла приведем отрывок из сангалленского монаха, который, по замечанию Гизо, лучше всякого нового описания передает те чувства удивления и страха, какие внушал своим современникам Карл, его личность и могущество.
Сказание повествует, как встревожился король лангобардов при известии о приближении Карла. При дворе Дезидерия жил в это время изгнанником один из знаменитейших соратников Карла Откер, навлекший на себя его немилость. Дезидерий и Откер всходят на высокую башню, откуда можно было следить издалека за приближением Карла. Сначала показался огромный обоз, и Дезидерий спросил Откера: «Не Карл ли в этом огромном войске?» — «Нет еще», отвечал тот. Увидев затем огромную массу простых воинов, собранных со всех концов государства, король воскликнул: «Наверное, Карл идет с этим войском?» — «Нет, он еще нескоро явится». Тогда страх охватил Дезидерия, и он сказал: «Что мы будем делать, если он приведет с собой еще больше воинов?» — «Ты увидишь, каково будешь его приближение, а что будет с нами, я не знаю», ответил Откер. В то время как он говорил, вдали показалась гвардия, не знающая никогда отдыха; при виде ее Дезидерий, охваченный ужасом, воскликнул: «Вот он, Карл». — «Нет еще», сказал Откер. За гвардией показались епископы, аббаты, священники с их слугами. При виде их Дезидерий не взвидел света, захотел смерти и разразился рыданиями: «Сойдем и скроемся в недрах земли от яростного взора столь страшного врага». Откер, знавший в лучшие времена могущество и блеск Карла, сказал тогда с трепетом: «Когда поля покроются железною жатвою и воды По и Тичино, потемнев от железа и походя на волны моря, поднимутся выше стен города, тогда только можно ждать прибытия Карла». Еще не кончил он, как на западе показалась грозная туча, обратившая ясный день в темную ночь. По мере приближения императора блеск оружия разливал перед глазами осажденных свет страшнее самой мрачной ночи. Тогда явился сам железный Карл. Все вооружение его было из железа, в левой руке он держал на весу копье, а правая не оставляла непобедимого меча. Конь его был железным по цвету и силе. Все его спутники носили такое же вооружение. Железо покрывало поля и дороги; железные острия отражали солнечные лучи; твердые доспехи прикрывали еще более твердые сердца. Блеск железа распространил страх по улицам города. «Сколько железа, сколько железа!» кричали в смятении горожане. Железо поколебало крепость стен и пыл юношей, парализовало мудрость старцев. Откер окинул быстрым взглядом всю эту картину. «Вот тот, кого ты столько искал», сказал он Дезидерию и упал без чувств.
Карл и норманны
Народная фантазия, предвосхищая будущее, приписала даже Карлу предвидение тех бедствий, которые должны были причинить государству при его слабых преемниках норманны; видно это из следующего рассказа. Однажды Карл, путешествуя, прибыл неожиданно в один из приморских городов южной Галлии, и в то время, как он расположился обедать, у входа в гавань показались норманнские пираты. Его спутники сочли их суда за купеческие, но мудрейший Карл по их виду и быстроте уразумел, что это не купцы, а враги, и сказал своим: «Суда эти везут не товары, а злейших врагов». Услышав это, франки кинулись наперегонки к судам, но напрасно: норманны, узнав о присутствии Карла, которого они называли Мартеллом, испугались за свои суда и поспешным бегством ускользнули не только от мечей, но и от взоров преследователей. Между тем благочестивый Карл встал из-за стола, подошел к окну, выходившему на восток, и горько заплакал. Никто из окружавших его храбрых воинов не решался прервать его молчание. Наконец, сам он так объяснил им причину своей печали: «Знаете, верные мои друзья, отчего я так плакал? Не того я боюсь, что эти враги могут сколько-нибудь повредить мне своими наездами, а то меня страшно печалит, что они еще при жизни моей решились коснуться этого берега, и тревожит меня мысль, сколько зла причинят они моим потомкам и их подданным».
Автор: Н. Шамонин