Общие сведения о гиляках
Гиляки (самоназвание — нигывын, нивух) живут в устье Амура, на побережье Амурского лимана и в северной части острова Сахалина.
Численность их около 4000 чел.
По своему языку (относятся к палеазиатам) и по культуре гиляки представляют обособленный островок среди окружающих их тунгусо-маньджурских народностей.
Гиляки типичные рыболовы и охотники; большое значение имеет морской промысел. Собаководство является древним достоянием гиляцкой культуры. Образ жизни гиляков полуоседлый, связанный с переходами на сезонные места рыбалки и охоты.
Гиляки почти до самого последнего времени полностью сохранили родовую организацию. Род является основной социальной единицей. Стойбища состоят из представителей разных родов, но вместе с тем существовали родовые промысловые угодья, разделенные между членами одного рода, что и составляло экономическую основу гиляцкого рода. Большое значение имела широко практиковавшаяся родовая взаимопомощь. Родового управления, родовых старейшин гиляцкие роды не имели и эта система вводилась среди них только китайцами и русскими. Обычай кровной мести занимал очень видное место в межродовых отношениях у гиляков и это привело даже к созданию специального института «хлай-нивухов» — лиц, на обязанности которых лежит примирение родов путем замены крови выкупом. Род у гиляков строго экзогамен. Родство ведется по отцовской линии и определенные роды связаны между собою постоянными брачными взаимоотношениями.
В брачно-семейных отношениях у гиляков характерны некоторые черты группового брака.
Ряд признаков организации рода (отсутствие родового управления, отсутствие родовых наименований) свидетельствуют о том, что родовой строй у гиляков находится на начальных стадиях своего развития.
Более или менее значительного социального расслоения у гиляков не наблюдается, и родовые связи сильны и в наши дни коренного переустройства жизни в этих далеких окраинах.
Молодой гиляк. Конец XIX в.
Религия гиляков
Гиляки меньше, чем другие народности Амура, испытали на себе влияние русификаторской политики царского правительства, связанной с насильственной христианизацией, а также остались в стороне от китайского влияния, отразившегося в религиозных верованиях их соседей. Поэтому древняя религия гиляков сохранилась в достаточной чистоте.
В религии гиляков характерно сильное развитие родового культа, играющего большую роль в их социальной жизни. Родовые формы приняли и религиозные представления и обряды, связанные с охотничьим и рыболовческим культом.
Шаманство у гиляков развито несравненно беднее, чем у других соседних народностей (например — гольды). Шаман у гиляков исключительно лекарь, гадатель и в отправлениях родового культа участия не принимает. Служителями родового культа являются старшие в роде. Сохранились некоторые черты коллективного шаманства (см. С. Урсынович «Религии туземных народностей Сибири», Москва, изд. Безбожник, 1930 г.), хотя и менее заметные, чем у других палеазиатов, например, коряков и прежних камчадалов.
Хозяева природы
«Гиляк называет вселенную курн. Словом «паль» он обозначает гору и бога — «хозяина» горы, словом «толь» — море и бога моря…
Свой родной остров гиляк называет «миф» (земля). Это живое божественное существо, «голова» которого (мыс Марии) и «подбородок» «Пытыкры» упираются в Охотское море, а «ноги» — два полуострова в Корсаковском округе, упирающиеся в пролив Лаперуза». (Штернберг, Э. О. Кн. 61. стр. 20).
«Небо населено целыми племенами тлы нивух’ов, небесных людей, которые изредка только вмешиваются в дела гиляка и то больше зря, шутки ради; так, например, небесный человек пускает из баловства удочки с крючками на землю, чтобы подцепить какого-нибудь гиляка». (Штернберг, Э. О. Кн. 61, стр. 26).
«Хозяева эти, по образу и подобию своему, те же гиляки, только принимающие, по мере надобности, образ того или другого животного. Боги эти живут в лесах, горах, на дне морей и ведут такую же жизнь, как сами гиляки, имеют жен, детей, сородичей. Как и гиляки, они смертны. В каждой стихии распоряжается один из этих богов «ызь» — хозяин. Вот эти-то хозяева посылают гиляку по сезонам все, что ему нужно: соболей, медведей, лососей, тюленей. Впрочем, представление об этих «хозяевах» каждой стихии не нужно понимать в строго монистическом смысле. Точно так же как у гиляков в каждой местности есть просто богатые люди и среди них один какой-нибудь самый богатый, точно так же, кроме крупных богов-хозяев, и каждая территория, каждая речка, имеет своего «хозяина», который заботится о ближайших ему гиляках (см. ниже родовые боги). Термин «хозяин» — термин чисто бытовой. В каждом роде всякий выдающийся умом, храбростью, ловкостью и, следовательно, самый богатый человек величается «ызь» (хозяин) и наиболее выдающийся из них является заправилом рода.
Наиболее важным для гиляка богом — «хозяином» являются Паль-ызь — хозяин гор и тайги, и Тайрнадз, он же Толль-ызь — хозяин моря. Первый живет на самой высокой, горе; с ним целые селения его сородичей. Собаками у него служат медведи. Ему подчинены все звери тайги, и он по своей воле раздает их гилякам. Это он велит соболю одеваться в дорогую шкуру и спешить в петлю гиляка: он же велит медведю давать хорошее место для верного удара. Бог моря, Тайрнадз живет на дне Охотского моря. Это глубокий старик с седой бородой, который живет со своею старухой в подводной юрте. В юрте масса ящиков с самой разнородной икрой, которую он время от времени пригоршнями бросает в море. Это он в определенное время посылает несметные отряды лососей, без которых жизнь гиляка была бы невозможна; это он рассылает касаток водворять порядок в морях и гнать навстречу гиляку всяких зверей морских». (Штернберг, Э. О. Кн. 61. стр. 26).
Морскому божеству приписывается также сотворение рек. «Все реки Сахалина, в том числе и Тымь, сделаны им. Направляясь от заливов и от берегов моря к вершинам гор, он делал реки от устья к вершинам. В руках он держал прут. Там, где проходил его олень, образовывались реки. От ударов прута, которое морское божество наносило направо и налево земле, образовывались притоки, впадающие в главное русло реки, делаемое оленем. Олень бежал неровно, он сворачивал в сторону, то вправо, то влево и потому образовывались изгибы рек. Эта работа была настолько тяжелой, что на реке Лярво пал его олень. От стариков гиляк я слыхал, что он до сих пор там лежит, превратившись в белый камень, который гиляки называют таирнандтлани — олень таирнанда». (Крейнович. Стр. 89).
Антропоморфизм, характерный для всего религиозного мировоззрения гиляков, особенно сказывается по отношению к животным, которых гиляки наделяют всеми человеческими чертами.
«Форма, размеры животного, — только кажущиеся явления. Каждое животное в действительности настоящее человекообразное существо, нет, такой же «гиляк» как и он сам, но одаренный разумом и силами, часто превосходящими таковые у человека». (Штернберг, Э. О. Кн. 61, стр. 22).
Весь гиляцкий фольклор проникнут сюжетами превращения животных в человека и обратно.
«Всякому животному, которое достается в добычу гиляку, оказываются знаки самого глубокого уважения. Головы пойманных тюленей украшаются «инау» (заструженные палочки «инау» играют большую роль в обрядности) и торжественно опускаются в море. Головы белух выставляются на шестах на берегу моря. То же с головами других животных». (Штернберг, Э. О. Кн. 61, стр. 25).
Из морских животных наибольшим уважением пользуется у гиляков касатка.
«Никогда гиляк не направит остроги на касатку, и когда мертвое тело ее выбрасывается на берег, его торжественно хоронят в особо устроенном для этого балагане и украшают его «инау». (Штернберг, Э. О. Кн. 61, стр. 25).
Замужняя женщина в традиционном костюме. Гиляки. Конец XIX в.
Родовой культ
«Особую категорию богов составляют, боги родовые. В сущности, эти боги играют важнейшую роль в жизни гиляка, и им чаще всего гиляк бросает свои жертвы. В каждой стихии имеется родовой бог… Родовые боги гиляка не сверхъестественные мифические существа, как у греков и римлян, а их же собственные сородичи, по разным причинам перешедшие в род того или другого бога — «хозяина». Для того, чтобы приобщиться этой чести, необходимо особенно счастливое, если так можно выразиться, стечение обстоятельств. Если гиляка на охоте задрал медведь, если он сделался на воде добычей волн, если убили его или он сгорел от собственной неосторожности, если умерла женщина, согласно объяснению шамана, от любви к ней медведя и т. д., — все такие лица переселяются не в обычное царство теней, а переходят в род полюбивших их богов — хозяев горы, воды, огня и т. д. и потом становятся сами маленькими «хозяевами» и покровительствуют своим сородичам. Таким образом образовались родовые пальнивух’и — лесные люди, толь-нивух’и — морские люди и т. д. Вот этим то богам сородичам и приносятся периодические жертвы целым родом». (Штернберг, Э. О. Кн. 61, стр. 29).
«Жертвоприношение родовым богам приносится периодически. Ко дню торжества каждая семья приготовляет всевозможные изысканные блюда гиляцкой кухни… Весной с появлением тюленей устраивается, жертвоприношение «морскому или речному» человеку, состоящее в торжественном бросании яств в прорубь. На Амуре жертвоприношения эти совершаются с лодки сейчас после вскрытия реки; лодки украшаются священными стружками, и на них устраиваются веселые гонки». (Штернберг, Э. О. Кн. 61, стр. 30-31).
«Без преувеличения можно сказать, что вся социальная деятельность гиляка главным образом посвящена приготовлениям к родовым жертвоприношениям и заботам о наиболее торжественном устроении их. Богатый и бедный одинаково по мере сил и средств, не на страх, а на совесть, употребляют все усилия, бедняки отказывая себе иногда в последнем, чтобы жертвоприношения были как можно обильнее и разнообразнее и празднества как можно торжественнее…» (Штернберг, Э. О. Кн. 63, стр. 75-76).
«Хотя нормы и обычаи религии и поведения почти тождественны у всего племени, тем не менее каждый род имеет свой комплекс обязанностей и запретов, обязательных только для его членов.
У каждого рода, как мы видели, есть свои родовые боги и жертвоприношения, свои священные предметы, свои поверья и, следовательно, свой ритуал родового культа, общие для всех сородичей и с религиозной стороны совершенно безразличные для чужеродных. Эти многочисленные обряды и предметы культа требуют величайшего к себе уважения. За всякое нарушение их отвечает круговой порукой весь род, на которого, по мнению гиляков, обрушивается гнев оскорбленных божеств, и потому каждый член рода не только обязан сам избегать нарушения своих табу, но и охранять их от нарушения посторонними. За каждое такое нарушение необходимо взыскать тхусинд (выкуп, штраф). Отсюда обычные тяжбы с чужеродцами по поводу случайной порчи ограды очага, выноса огня из юрты, уроненной косточки медведя во время праздничной трапезы, нарушения неприкосновенности всех принадлежностей медвежьего праздника — столбов для привязывания медведей, шестов с их головами, амбаров для праздничной посуды и медвежьих костей и т. д.». (Штернберг, Э. О. Кн. 63, стр. 94-95).
Родовой культ огня
«…У гиляков огонь — родовое божество. В каждом очаге сидит, по одним представлениям, старуха огня, родоначальница данного рода, но другим — старик со старухой и их потомство. Роль этих (хозяев огня) не в одном только благотворном действии благодетельной горячей стихии. Как божественные родоначальники рода, они в почете не только у живущих сородичей, но и у тех, которые, отошедши в другой мир, стали родовыми богами других стихий, леса, моря и т. д. и через них могут оказывать могучее влияние и во всех сферах человеческого существования…
Хозяин или хозяйка огня, таким образом, не только божество, греющее человека и охраняющее его домашний очаг от всяких злых козней духов, но и являющееся посредником между сородичами и всеми многочисленными божествами, имеющими влияние на судьбу человека.
Во всех важных случаях жизни — в случае болезни, на охоте, перед отправлением в опасный путь и т. д., сородич бросает в огонь свои скромные жертвы — листик табаку, сладкий корень, каплю араку и просит старуху огня исполнить его просьбу. А она уже знает все ходы, чтобы просьба к тому или другому родовому божеству — если это вне сферы ее непосредственного воздействия — дошла по назначению..
Внешним образом родовое единство огня выражается в следующем. Только сородич имеет право разводить огонь на очаге сородича. Только сородич имеет право выносить огонь из юрты. Чужеродный, закурив у родового очага, не может выходить из юрты, не докурив своей трубки. Всякое нарушение этих правил неприкосновенности родового огня со стороны чужеродца, неминуемо влечет опасные последствия для сородичей и обязанность уплаты виры со стороны чужеродца.
Каждый род имеет свое родовое огниво, хранящееся у старейшего члена, и только этим огнивом можно добывать огонь, на котором варится мясо медведя на играющем столь важную роль в религиозной и родовой жизни медвежьем празднике.
Когда роду приходится разделиться, т. е. когда часть его вынуждена переселиться в очень отдаленное место, старейшина ломает родовое огниво и половину вручает старейшему из выселяющихся, и только после этого род формально разделен.
Хозяйка огня, как представительница рода «ахмальк», играет не маловажную роль в междуродовых отношениях, связывая своим культом и покровительством тот род, среди которого она обитает и который она породила, с тем, откуда она вышла, и из поколения в поколение приводит в него дочерей своих, братьев и их потомков». (Штернберг, Э. О. Кн. 63, стр. 72, 73, 74.)
Медвежий праздник
«У гиляков много родовых праздников, но из них самым важным считается, так называемый, медвежий праздник. Праздник этот играет огромную роль в общественной жизни гиляков. В сущности, это даже не родовой праздник, а междуродовой. Род, устраивающий праздник, берет на себя только расходы и заботы по устройству праздника, важнейшую же роль играют посторонние роды, приглашаемые к участию в нем. Так как не проходит года, чтобы в тех или других местах не происходили подобные праздники, собирающие на много дней представителей многочисленных родов, то моменты эти играют такую же роль в социальном общении гиляцкого племени, какую некогда играли олимпийские и другие игры в Греции. Зимний медвежий праздник и называется игрищем (чхыф-лехернд — медвежья игра)…
Прежде всего, замечательно, что обыкновенно праздник устраивается в память умершего сородича, являясь как бы тризной по покойнику. Ближайший родственник покойного приобретает за деньги или добывает сам в тайге медвежонка, который торжественно, при криках радости, музыки, доставляется в родную деревню. Здесь для него устраивается отдельный сруб из толстого накатника, украшаемого по углам священными деревьями. В откармливании медведя участвует не отдельный хозяин, а весь род: поочередно та или другая семья в течение определенного времени кормит почетного гостя, чистит сруб и вообще всячески ухаживает за ним. В определенные дни медведя добывают из клетки и водят на прогулку.
Откармливание медведя продолжается несколько лет, пока медвежонок не обращается в упитанного большого зверя, и тогда приступают к праздничным приготовлениям.
Медвежий праздник, который устраивается обычно в феврале месяце, — самое свободное от хозяйственных забот время у гиляков, — представляет собою очень сложную церемонию, продолжающуюся несколько дней. На праздник съезжается много гостей, среди которых особую роль играют нарх’и (Нарх’и — представители того рода, куда род хозяина медведя отдает своих женщин замуж; чаще всего нарх’ом является зять хозяина медведя). Нарх’и почетные гости, которым предоставляется честь убиения медведя, которым отдается все мясо и шкура убитого зверя. За несколько дней до праздника приготовляется специальная арена для убиения медведя, которая обставляется священными столбами, украшенными резьбой и стружками «инау». В день убиения (на-хан-ку) медведя с церемониями добывают из клетки, ходят с ним по стойбищу, обводят три раза вокруг юрты хозяина и привязывают затем на арене между двумя священными столбами. Старший в роде или хозяин кормит медведя, обращаясь к нему: «Прощай, в последний раз я кормлю тебя, хорошенько иди, к своему хозяину, хорошенько иди, пусть хозяин тебя крепко полюбит». На арену вывозят в изобилии приготовленные угощения, толпой направляются гости со старшим в роде, хозяином медведя и нарх’ами во главе. Женщинам присутствовать при убиении медведя воспрещено. Один из нарх’ов. которому выпала честь убиения медведя, стреляет в него из лука.
Свежевание медвежьей туши происходит по строгому ритуалу. Шкуру и голову медведя несут в юрту (вносят ее не в дверь, а через дымовое отверстие — пережиток старины, когда у гиляков единственным входом в жилище служило дымовое отверстие), где голову медведя укладывают на почетной наре, обставляя ее всевозможным угощением. Лишь на третий день после убиения происходит трапеза медвежьим мясом. Есть медвежье мясо дозволено лишь нарх’ам: хозяину и его роду медвежье мясо запрещено. В этот день устраиваются игры, гонки на собаках, танцы. Хорошо угостить гостей для хозяина — дело чести и устройство медвежьего праздника очень тяжело отражается на его бюджете, особенно бедных гиляков.
Заканчивается медвежий праздник жертвоприношением собак. Происходит это жертвоприношение на медвежьей арене, куда привозится и голова медведя со всеми поднесенными ей подарками. Собак перед убиением кормят и обращаются к ним со следующим напутствием: «Иди к своему хозяину, иди на самую высокую гору, взберись, перемени свою шерсть и на будущий год сюда спустись, медведем спустись, чтобы я тебя посмотрел, так сделай, спустись, прощай, хорошенько иди». Убивают собак посредством удушения. Мясо жертвенных собак варят и тут же съедают. В этой трапезе принимают участие лишь сородичи (не следует забывать, что собака играет в хозяйстве гиляков исключительно важную роль, прежде всего как средство передвижения, и подобные религиозные пиршества обходятся населению не дешево).
На другой день голова медведя и кости его, а также посуда, стрелы, ремни и прочее — все увозится в традиционный амбар, служащий усыпальницей остатков священного зверя. С этого момента душа медведя отправляется, наконец, в путь к своему «хозяину», нагруженная всеми поднесенными подарками и сопровождаемая резво бегущими рядом с ней душами убитых собак и душами заструженных палочек (инау), пока не доберется до высочайшей горы, где живет ее хозяин, он же хозяин тайги «Паль-ызь». (Штернберг, Э. О. Кн. 61, стр. 31-40).
«Медвежьи праздники устраиваются не только по случаю убиения домашнего медведя, как это ошибочно думают обыкновенно, а всякий раз, когда гиляку удается убить на охоте медведя. Правда, в этих случаях размеры праздника менее грандиозны, но сущность остается та же. Когда привозят в деревню голову и шкуру убитого в тайге медведя, устраивается триумфальная встреча с музыкой и торжественным церемониалом. Голова помещается на священном помосте, ее кормят, одаряют такими же жертвоприношениями, как и при убиении домашнего медведя; также созываются нарх’и. Так же приносятся в жертву собаки; кости хранятся с таким же почетом и в том же месте, где и останки домашнего медведя». (Штернберг, Э. О. Кн. 61, стр. 40).
Моление воде
«У каждого рода имеются особые деревянные чашки, с которыми иногда молятся на воду. Молиться нужно весной и осенью; весной, когда лед пройдет, а осенью, когда лед станет. Для этого и служит деревянная посуда. Называют ее «водяная посуда». Эта посуда употребляется только при молитве на воду; а когда кончат молиться, ее моют и прячут в амбар. Посуду убирают так: внутрь положат самую маленькую чашку, а кнаружи кладут большие, потом их обмотают кругом лыковыми веревками и кладут в амбар.
Перед тем как молиться на воду, к вечеру женщины начинают варить кашу, горох и ягоды, а мужчины идут снимать сети и снасти, если они были поставлены. Когда надо молиться на воду, сети и снасти не должны быть в воде; их нужно снять на 1-2 дня, а когда кончат молиться, тогда снова ставить сеть. Но когда один род молится на воду, тогда сети другого рода не мешают и их не снимают. Если молятся однофамильцы, тогда тоже все снимают свои сети.
Когда мужчины домой придут, и если этим вечером нужно молиться, тогда над водяной посудой начинают распоряжаться женщины. Часа в 4 вечера женщины заносят посуду в избу и кладут в нее кашу, ягоды, горох, смешанный с сушеной черникой, и холодец из рыбной кожи. Ставят чашки на нарах. Чашки изображают собой разных животных, рыб или уток. Делают их по указанию шамана. В такой посуде легко можно видеть, где голова и где хвост.
Кладут эти чашки на наре головой к стенке, а хвостом к двери. У одного хозяина может находиться много таких чашек от 6 до 17 штук. Еду кладут в чашки все по-разному: например, в одну горох, во вторую — кашу, в третью — ягоды и т. д., а так в каждой понемногу.
Из всех этих чашек имеются две главные, не очень больших размеров. В них кладут сушеный рыбий хвост, табаку два листа и горох. Эти чашки всегда стоят впереди. Когда пора идти молиться, тогда гиляки поворачивают чашки головой к двери и через 2-3 минуты собирают их все в одну большую посуду, вытаскивают на улицу, кладут на сани и везут к реке. В этот момент, когда чашки уже повернуты головой к двери, женщинам и ребятишкам нельзя проходить перед ними, а мужчинам можно. Идут молиться исключительно мужчины, но все до одного сородичи деревни. Женщины остаются дома.
Идут в 5-6 часов вечера; если молятся осенью, тогда на реке долбят прорубь, по бокам которой ставятся заструженные палки, образующие как бы ворота. И вот перед этими воротами в середину проруби бросается разная пища из всех чашек. С правой стороны проруби обычно имеется длинная двухгранная палка, которой толкают под лед рыбий хвост.
Весною, когда пройдет лед, палки ставятся на берегу около самой воды в гальках или песке. И осенью и весною кладут посуду по особому порядку, причем главные чашки впереди.
Самый старший из мужчин первый начинает бросать еду: длинной палкой с развилиной он берет рыбий хвост с главных чашек и начинает толкать его под лед и только после этого начинает бросать еду с других чашек, причем берет ее уже просто руками. Когда он понемногу побросает еды со всех чашек, тогда только начинают бросать и его товарищи. Когда бросают в воду кашу или холодец, смешанный с ягодой, смотрят на воду и, если брошенное скоро исчезнет под водой, тогда говорят, что бог воды любит нашу пищу и даст много рыбы. Если не исчезнет брошенное и плавает поверху, тогда значит хозяин воды не любит и не даст много рыбы. При бросании каши или холодца говорят:»вода, на мой фарт дай мне много рыбы».
После того как кончат молиться, всю посуду сворачивают обратно к дому. При этом в каждую посуду кладется по куску льда, в большие побольше, в маленькие поменьше и так везут их домой. Дома опять все эти чашки кладут головой к стене; куски льда собирают и кладут в кастрюльку, где лед начинает таять. Весной вместо льда приносят в чашках собранные на берегу камни.
Весной из подо льда моют все чашки. Через 15-20 минут все садятся, мужчины, женщины, старики и старухи, начинают кушать. Если после еды останется кушанье, тогда его оставляют до следующего дня и делят по паям. Посуду утром перевязывают и уносят в амбар. Мужчины все уходят и остаются только женщины, которые начинают таскать паи оставшейся пищи по домам, если живут недалеко в деревне, а если далеко деревня — верст 5-10, тогда оставляют и посылают после с попутчиком.
Еду делят по кусочкам, всем дочерям, зятьям и знакомым, причем даже маленьким детям делят пай. Сами же молившиеся мало кушают». (Кандо Касьян Стр. 150-2).
Моление небу
«Но кроме моления на воду хозяину воды бывает еще и другое моление — небу. Оно совершается один раз в год, только зимой, в декабре месяце.
Когда собираются молиться небу, все самострелы и ловушки снимаются заранее. Перед тем, как собраться молиться, приготовляют свинью, т. е. покупают ее. Готовят и жертвенную посуду в данном случае японского производства. Если не достать свинью, то берут собаку. Приготовляют также 2 бутылки вина, ягод, гороху, рису и тушеной черемухи.
Когда все готово, кладут еду в эту деревянную японскую посуду. Мужчины берут чашки и, выйдя из дома, идут к палке, которая находится саженях 200-300 от дома. Посуда, которую с собой принесут, кладут на сделанный рядом с палкой стол. Самый старый из мужчин берет свинью и начинает теребить ее за уши. Свинья начинает кричать громким криком. После этого, он берет нож и колет свинью прямо в сердце и, когда кровь забьет фонтаном, он берет кровь и брызжет ею вверх, а затем мажет ею дерево и рты идолов, при этом он говорит: «Небо, дай мне на мой фарт много зверя поймать!»
Когда убьет свинью (жертвоприношение свиней известно лишь гилякам, живущим по Амуру, а сахалинским гилякам неизвестно), берет водку в чарочке и начинает вверх плескать водой. Пальцем макнет в водку и вверх брызнет. Когда кончит так делать, тогда начинает ложкой рисовую кашу и горох кидать вверх. И также рты идолов мажут ягодой, кашей, горохом и водкой. После этого идут домой. Только двое остаются свинью разрезать на куски. Кладут в отдельную посуду и, принеся мясо домой, варят его.
Когда мясо сварится, все мужчины и женщины садятся за стол и начинают угощать друг друга водкой, закусывая свининой, ягодой, горохом, рисовой кашей и прочим.
Надо еще сказать, что имеется особая деревянная коробка, в которой лежат маленькие железные идолы; этой коробкой только старики могут распоряжаться. Они открывают ее до половины и начинают внутрь брызгать водкой. Потом коробку опять закрывают и уносят в амбар, где кладут ее на прежнее место, и так она там лежит целый год.
Когда молятся небу, то женщины, как и при молении воде, никогда не участвуют и только одни мужчины молятся, а также не участвуют в молении члены другого рода. Когда кончатся все эти моления небу, тогда женщины начинают делить остатки рисовой каши, ягод, гороха и прочее по паям и также разносят по домам или посылают по деревням, сами же мало кушают, а мужчины, если было много водки в тот день, никуда не идут, целый день гуляют и пьют водку». (Кандо Касьян. Стр. 152-4).
Кровная родовая месть по отношению к медведю
«Месть медведю, задравшему человека, не менее яростна, чем по отношению к убийце-человеку.
Ритуал подобной мести крайне характерен для понимания психологии этого родового института, и с него мы начнем наш анализ. Лишь только донеслась весть о гибели человека в борьбе с медведем, все взрослое население устремляется в тайгу, чтобы по свежим следам настигнуть «убийцу». Если не удалось накрыть настоящего виновника, необходимо убить по крайней мере, трех других медведей (его «сородичей»). Если это не удалось в течение зимы, необходимо сделать это летом, а сверх того «горный человек» дает еще «тхусинд» в виде обильной добычи всякого зверя.
Но если посчастливилось настигнуть медведя-«убийцу» или его «сородича», на него изливают самую крайнюю ярость. Ему выбивают первым долгом топором зубы, а во время освежевания колют его со всех сторон ножами и осыпают самыми отборными ругательствами. Сняв с медведя шкуру, окутывают его убитого (если тело его осталось не съеденным; в противном случае, оно заменяется деревянным поясным изображением его), и, усадив его на корточки на нартах, подкладывают ему под сиденье медвежью голову и в таком виде с громкими завываниями, перемешанными с восклицаниями в честь убитого и в поношение убийцы, везут к селению. Если медведь не найден, под сидение убитому подкладывается поясное изображение медведя, а тело облекается в накидку из стружек. Неподалеку от родного селения сооружается сруб наподобие медвежатника, с отверстиями для последующих жертвоприношений. Снаружи по углам водружают 4 заструженных деревца, а внутри он убирается священными инау. Сюда-то и помещают останки убитого и его убийцы в том самом положении, в каком их доставили из тайги, как нами описано выше.
Возле этого сруба устраивается своеобразная тризна из туши убитого медведя. По обеим сторонам длинного непрерывного костра усаживаются сородичи с большими кусками медвежьего мяса в руках. Каждый режет мясо на тонкие ломтики, и по мере отрезания перебрасывают с ножа каждый ломтик через огонь сидящим на противоположной стороне костра. Пойманный на ноже ломтик медленно поджаривается на огне (величайшее поношение для медведя, мясо которого дозволяется только варить), затем от него с видом отвращения откусывают по кусочку и пренебрежительно бросают, между тем как обыкновенно почитается великим грехом ронять даже косточку на землю. После этой процедуры «утонченной» мести, начинается пир с жертвоприношениями хозяину гор и убитому. Первым бросают в огонь зажженный трут, потом разные яства. На ночь у сруба ставят стражу из 2-х человек с копьями на случай, если душа медведя захочет отомстить. Караульные убежденно уверяют в таких случаях, что слышали крики убитого: «Ой, медведь!» и бросаются с копьями на невидимого мстителя. Утром на клинках копий будто бы явственно видны следы крови…
С окончанием тризны мир между горными людьми и родом убитого восстановлен. Последний принят и будет жить до глубокой старости в роде горных людей, а его сородичи в течение 3-х поколений будут дважды в год (летом и зимою) приносить жертвы, часть хозяину горы, часть божественному сородичу…». (Штернберг, Э. О. Кн. 63, стр. 82-83).
Шаманство
Шаманы у гиляков претендуют быть главным образом лекарями. Хотя при медвежьих празднествах и может быть шаман, но шаманить ему запрещено. (По Шренку. Стр. 1214).
«Шаманские принадлежности, в том числе барабан или бубен, встречаются и у других гиляков, и я, например, сам видел их у братьев Сургина и Осогина в Куике, хотя ни тот, ни другой не были шаманами. Точно так же многие гиляки умеют плясать, бить в бубен и проделывать все то, что делают шаманы при отправлении своих обязанностей.
Они охотно проделывают при случае все это, не считая нисколько за грех и не будучи вовсе шаманами. Так, один мальчик в Вайте (селение в устье Амура) отлично умел шаманить, хотя и не был шаманом». (Шренк. Стр. 121).
«Обыкновенный смертный имеет только одну душу, богатый человек имеет две, а шаман может иметь их вдвое больше. Так, алы-тымовский шаман Чамх, отец того мальчика-шамана, Койныта, о котором я говорил выше, имел целых 4 души, одну дала ему гора, другую море, третью небо, четвертую подземное царство. И малолетний сын его, Койныт, во время моего пребывания на острове, имел уже 2 души…». (Штернберг, Э. О. Кн. 61, стр 52.)
Шаман-гиляк. Начало XX в.
Шаманские духи
По мнению гиляков у каждого шамана имеются специальные духи-помощники, духи-покровители.
«Эти боги-помощники двоякого рода: кэхн и кеичх. Первые исполняют главные его поручения. Это они хитростью или силой вытаскивают беса из организма больного. Они же носят душу шамана в поисках за украденной душой больного, забираясь с ней даже в царство теней. Что касается помощников, то это веселые духи, играющие с шаманом и помогающие ему только в фокусах. Кехн — существа самых разнообразных пород: есть кехн-волки, сивучи, филины, олени, зайцы, небесные и т. д. У каждого кехн свой хозяин, который сам лично очень редко является на помощь, посылая своих подчиненных. Кехн способны принимать любую форму и, следовательно, могут проникать повсюду, где только нужно для спасения больного….
Насколько реально гиляк относится к кехн, видно из следующего. Перед порогом юрты, с внутренней стороны, расстилают на пол большой кусок новой бязи (пор), на котором кехн будет отдыхать во время сеанса. В углу на полке ставят чашку с сахаром, ценным блюдом «мос», картошкой и т. д., лакомствами, которыми дух-исцелитель будет угощаться в антрактах камлания. Над ложем больного привешивается кругом ремень, а на полу возле больного ставится котел с гвоздем. Ремнем кехн свяжет душу больного, забравшуюся в млы-во (селение мертвых), и, положив ее за пазуху, принесет в юрту, причем бросит ее в котел и уколет гвоздем. На пол или на нару ее класть нельзя, потому что через пол она может удрать обратно». (Штернберг, Э. О. Кн. 61. стр. 48-49).
Злые духи
Злые, якобы вредящие гиляку, духи называются мильк, кинр.
По мнению гиляков, существа эти являются в самых различных видах и различаются по степени своей зловредности. Они являются то в виде гиляков, то в виде зверей, начиная с медведя и кончая жабой и ящерицей. Встречаются они на суше и на море, под землей и на небе. Одни из них составляют специальные роды злокозненных существ, губительных по самой природе своей. Другие — это отдельные выродки «блудные сыны» родов благодетельных существ, по исключению только ставшие врагами человеческими. Главную, опасность, конечно, представляют первые. Одни занимаются исключительно тем, что обкрадывают гиляка в пути (духи потерь — гор-нивух’и), другие опустошают амбары петли и западни, или всякими иными путями пакостят ему. И, наконец, есть и такие, которые покушаются на самую жизнь его, причиняя болезнь и смерть…
Подобно тому, как он гиляк сторожит зверя и всяческими уловками старается убить его, так и злой дух сторожит на каждом шагу его самого, чтобы полакомиться им. Болезнь это не больше, как злое существо, забравшееся в тело гиляка и медленно его поедающее». (Штернберг, Э. О. кн. 61, стр. 45-46).
«Толь-Мильк или Толь-Вейр — морские злые духи, причиняющие гилякам всякие неприятности…
В гуще леса живет злой дух хуруфинд, обитающий в чаще (отхуру — чаща, ифинд — находиться). На полянах находится злой дух — халофинд, обитающий в поле (отхало — поле, чистое место); халофинд страшен своим криком. Человек, услышавший его крик, умирает от страха. Кроме этих злых духов в лесу живут пальмильк (мильк — злой дух) и пальнейр — злые духи, которые могут причинять болезни, убивать собак и доставлять другие неприятности». (Крейнович. Стр. 93.)
Лечение болезней
По представлениям гиляков, болезнь происходит оттого, что в человека вселяется злой дух. Лечение болезней производят шаманы, при помощи своих духов-помощников «кехн».
«У шаманов три главных способа лечения. Один состоит в том, что, выслушав пациента, шаман засыпает и потом, комбинируя явившиеся ему сновидения, дает тот или иной совет. Увидев, например, во сне пегую собаку, он решает, что для исцеления необходимо принести в жертву собаку и т. д. Другой способ — это тот обычный способ камлания, который обыкновенно описывается этнографами, именно изгнание беса, посредством исступленных криков, ударов в бубен и т. д…
Третий способ лечения — это на расстоянии. Когда человек внезапно заболевает в таком месте, где нет шамана, или в дороге, он ночью, когда шаманы спят, выходит на двор, бросает жертву богам и кричит изо всей силы: чамнай, ии ховлатынгра ниронюя, т. е.: «шаман, я болен, помоги мне». Шаман будто бы немедленно тогда приступает к камланию и посылает своего кехн, и больной не только слышит звуки бубна, но во мраке ночи видит даже образ посланного духа. По возвращении в свою деревню, исцеленный больной с умилением и благодарностью рассказывает шаману подробности чудесной ночи». (Штернберг, Э. О. кн. 61, стр. 47-49)
Но помимо прямого или косвенного обращения к шаману, изгнание злого духа может производиться и домашними средствами.
«Изгнание производится посредством разнообразных приемов, начиная с простейших и кончая самыми сложными. Вот пример, наглядно рисующий «психологию» изгнания бесов. Одну женщину, подвергшуюся припадку внезапного истерического психоза, при мне посадили на высокий помост, на котором обыкновенно чистят рыбу, и под ним развели огонь из всякой ветоши, собачьего кала и вонючего мусора. Черт, забравшийся в женщину, не мог, конечно, выдержать ужасающего зловония и благоразумно убрался из сердца спасшейся таким образом больной». (Штернберг, Э. О. кн. 61, стр. 46).
Жертвоприношения
«Есть у гиляка и кровавые жертвоприношения, объектами которых служат собаки. Перед сезоном соболиной охоты на медвежьем празднике, перед отправлением в далекий путь, во время болезней и вообще в торжественных случаях жизни, убивается собака путем удушения. Перед убиением ее кормят и в это же время ей даются, смотря по обстоятельствам, те или другие поручения. Так, во время медвежьего праздника ей говорят: «за своим медведем на самую высокую гору иди, пусть хозяин тебя полюбит. Эту шерсть перемени и на другой год медведем спустись, чтобы я тебя посмотрел». При убиении собаки по случаю болезни, ее просят быть заступницей за больного перед богом, к которому ее посылают.
Таким образом жертвы являются простым посланником, душа которого после смерти доберется до хозяина, обитающего на высочайшей горе». (Штернберг, Стр. 28-29).
Идолы и амулеты
«Всякое изображение (Чхнай) имеет душу того целого или части живого существа, наподобие которого оно сделано. Но сверх того Чхнай может еще иметь и сверхъестественную силу и способности: может исцелять от болезней, передавать поручения к божествам, исполнять приказы своего хозяина и т. д. Все зависит от того, как и из чего сделан Чхнай. Так, например, свинцовая фигура человека, повешенная на груди, излечивает от чахотки; деревянное изваяние желудка исцеляет от болезней желудка и т. д. Всего легче сделать Чхнай, посылаемых к богам: стоит только застружить деревяшку, сделать на ней несколько зарубок и смазать губы чем-нибудь вкусным, например, кровью». (Штернберг. Материалы, стр. 34).
«Гиляки не делают изваяний из камня, но зато всякий случайно найденный камень, напоминающий хоть сколько-нибудь фигуру человека или животного, считается драгоценным фетишем, способным покровительствовать и помогать его обладателю. Таким фетишем может быть не только фигурный предмет, но и всякая вещь, найденная при не совсем ординарных обстоятельствах. Кыз, Кур — общий термин для обозначения и божества и вообще всякого предмета, который с точки зрения гиляка обладает сверхъестественными свойствами. Часы с их таинственным механизмом, копье, которым убито было много медведей, — одинаково в его глазах Кыз». (Штернберг. Материалы, ст. 52).
«Деревянные идолы разного рода в виде фигур людей и животных, которые служат для отвращения опасностей, болезней, бед и т. п., носят у гиляков общее название — кегн или чнгай (по-видимому и слово мафк означает то же самое). Кроме того, для различных идолов существуют особые названия. В каждой гиляцкой юрте можно видеть грубое изображение человеческой фигуры во весь рост (или, по крайней мере, поясное); ее обычное место на поперечной балке кровли, над нарами, лежащими у узкой стены юрты, наиболее отдаленной от входа. Подобных же идолов, но меньшей величины, гиляки иногда носят на груди, называя их пангх. Если гиляк серьезно заболевает, шаман вырезывает из дерева такую фигурку или показывает, как это нужно сделать и велит носить ее на груди, чтобы снова сделаться здоровым». (Шренк. Стр. 110).
Идолы и амулеты гиляков. Начало XX в.
Рождение
«Акт родов у гиляков клывынд считается нечистым и ни в коем случае в юрте у домашнего очага происходить не может. Для родов устраивают специальный шалаш…
При родах не называют родившегося ребенка обычным названием для мальчика и девочки. Если родилось дитя женского пола, то говорят «мукин эглян» — бесхвостый ребенок, а о ребенке мужского пола говорят мой «ивенд панэд», «penis имеющий» родился.
Несчастья, которые могут приключиться при родах с ослабевшей женщиной, приписываются злым духам и, чтобы не допустить их до жалкого балагана, в котором происходит один из важнейших и таинственных актов природа, кладут у входа, как достаточное пугало для дьяволов, топор.
Во время родов муж женщины должен развязать на себе все: волосы, пояс, ремешки у обуви, также развязать все в доме, разрядить ружья, самострелы, отвязать лодки». Б. Пилсудский.
Культ близнецов
Близнецы окружены у гиляков особой таинственностью и почитанием.
«Гиляки уверены, что один из близнецов родился от «горного человека», от «пальнивух’а», владетеля гор и лесов, могущественного, то милостивого, то грозного для бедного слабого человека. Поэтому ребенка пальнивух’а необходимо отправить после его смерти к родителю. Так как нет возможности определить, который из двойни людского происхождения, то предпочитают поступить с обоими близнецами одинаково.
Так, близнецов ни в коем случае нельзя после смерти их жечь, как большинство гиляков делают со своими умершими. Иначе все, участвующие в обряде сожигания трупа, потеряли бы зрение. Даже и мать и отца близнецов следует похоронить так же, как и их самих, так как родство с горным духом упало и на родителей. Даже выживающих близнецов боятся. Имя близнецов никогда вторично никому не дают. После смерти близнеца «семья, которую посетил член могущественных жителей гор, делает в юрте своей или возле нее малый домик, украшенный «нау», и ставит в него небольшую деревянную куклу, имеющую изобразить близнеца. Эту куклу считают необходимым кормить очень часто тем, что едят сами не только родители близнецов, но и два последующих поколения»…
Правнуки только, с большой торжественностью выносят куклу и домик ее далеко в горы, приносят там последние жертвы, ставят связанные со всяким праздником заструженные палки (нау) и уже после этого полагают, что «тонгр эглян» (близнец) более в этот род не вернется. Невыполнение этих обрядов вызывает гнев горных духов, заболевание детей в семье. Тонгр-эглян сингрунд — близнец обижается». (В. Пилсудский. Стр. 38-39).
Загробный мир
«Спустя некоторое время душа-двойник, приняв человеческий образ, перебирается в новую, таинственную для нас, но хорошо известную гиляку, страну — млы-во (буквально), «селение мертвых»…
Попасть в млы-во очень нетрудно. Где-то на земле есть отверстие (смертным это место точно неизвестно); стоит только спуститься по этому отверстию, как душа у цели. Там все, как у нас: такая же земля, такое же небо, море, реки, леса, только солнце светит там, когда у нас ночь, а луна, когда у нас день. Ожившие покойники продолжают там жить в таких же селениях, как на земле, ловят рыбу, бьют зверей, устраивают родовые праздники, женятся и плодятся. Только имущественное положение изменяется: бедный человек делается богатым, а богатый — бедным…
Но и в новом мире человека ожидают болезнь и смерть. Оттуда душе придется перекочевать еще в третий мир и так до трех раз, пока наконец душа не измельчает и не обратится все в меньшие и меньшие существа, в птицу, комара и, наконец, в прах.
Иногда души снова рождаются на нашей планете, совершая опять бесконечный ряд превращений. По большей части это удел женщин». (Штернберг, кн. 61, стр. 53).
«Душа человека, умершего насильственною смертью, не может переселиться в общее «селение покойников», где она могла бы продолжать такую же жизнь, как и на земле. Пока она не отмщена, пока кровь убийцы не дала ей силы поднять свои кости, она не в состоянии покинуть земли и вынуждена кружиться в воздухе в виде птицы-мстительницы, по ночам испускающей страшные крики. Конец ее ужасен: постепенно истлевая, она наконец, падает на землю «прахом», погибая навсегда. Птицу эту гиляки называют тахч: это серая птица с красным клювом, «любящая войну». В этом эпитете и кроется, вероятно, источник верования в птицу-мстительницу: война у гиляков исключительно результат мести, и, следовательно, хищные птицы, «любящие войну», очевидно, души убитых сородичей. Над могилой убитого в виде грозного memento ставится пень с вывороченными корнями кверху, которым придается вид птицы. Иногда эта последняя изображается с железными зубами и оконечностями в виде человеческих ног, как на некоторых изображениях свастики. Вот эта-то страшная и несчастная вместе с тем птица, ищущая успокоения и возврата в царство отошедших сородичей, по ночам вопиет о мести и, конечно, способна страшно мстить сородичам, забывшим свои обязанности. Даже, когда дело кончается выкупом, она остается непримиренной, необходима еще искупительная жертва в виде собаки, сердце которой отдается птице; в противном случае она жестоко мстит обеим сторонам». (Штернберг, Э. О. Кн. 63, стр. 34).
«Так верят гиляки и их дети в духов, которые есть в природе. И мне самому приходилось это видеть и делать по указанию отца и деда, это — все мне казалось правдой, когда я был еще маленьким. Отец мне приказывал молиться воде, небу, верить в горы, скалы и утесы, реки и озера. Все мне приходилось исполнять, перед едой бросать ее в огонь. Когда я ловил рыбу — в воду бросал табак, именно и т. д. Когда я ходил на охоту в горах, бросал табак и говорил, как отец учил: «горы и леса, дайте мне много зверя!». Когда ходили на охоту за медведем, тогда мой отец бросал в огонь еловых веток, делая так: положит на ветку каши кусок и бросает в огонь и смотрит, как горит ветка. Если ветка, сгоревшая, скручивалась, как обруч, тогда это означало, что мы убьем медведя; если ветка, сгорая, не скручивалась, означало, что мы ничего не убьем. Если в огне слышался как оружейный выстрел, означало, что мы увидим и убьем зверя.
Но когда отец мой умер в 1920 году, с тех пор я не стал верить ни в какую природу, ни в бога, ни в шаманов. Тогда мне было только 12 лет и я стал вести хозяйство. С каждым годом мое хозяйство ухудшалось, и теперь у меня ничего нет. Я все время работал по найму у соседей. С 1927 года у меня только и мысль была учиться. Теперь я многое узнал и до конца буду бороться со всякими суевериями». (Кандо Касьян. Стр. 156-7).
Автор: М. Г. Левин
Литература
1. Л. Я. Штернберг. Гиляки. Этнографическое обозрение 1904 г. №№ 1, 2, 3, кн. 60, 61, 63.
2. Л. Шренк. Об инородцах Амурского края, том III, СПБ, 1903 г.
3. Ю. А. Крейнович. Очерк космогонических представлений гиляк о-ва Сахалина. Этнография 1929 г. № 1, кн. VII.
4. Кандо Касьян (гиляк). Наши гиляцкие суеверия. «Тайга и тундра» № 2, Ленинград, 1930 г.
5. Л. Я. Штернберг. Материалы по изучению гиляцкого языка и фольклора, т. I, Образцы народной словесности, ч. I, СПБ, Акад. Наук., 1908.
6. Б. Пилсудский. Роды, беременность, выкидыши, близнецы, уроды, бесплодие и плодовитость у туземцев о. Сахалина. Живая старина, 1910 г., в. I-II, кн. 73-74.